Жизнь не любит тех, кто не любит ее. А крашеных к числу жизнелюбов причислить было никак нельзя. Потому и чурались их, словно мокриц. Тот же Воздвиженов уверял, что таймерная болезнь здесь вовсе ни при чем и что на самом деле имеет место особой направленности мутация, сумевшая затронуть древнейшие хромосомные программы. «И кстати, – витийствовал ученый, – лишний раз подтверждается теория о едином источнике зарождения человечества с последующим разноматериковым развитием. Китайцы, негры, европейцы – все в сущности живут со схожей ДНК, а разрез глаз, пигментация, рост – диктуются местными климатическими условиями. Хотим мы того или не хотим, но крашеные – еще один шанс природы. Они более приспособлены к нынешним диким условиям, только и всего…» Так считал Боря Воздвиженов, но несколько иначе полагало большинство людей. Крашеных продолжали рассматривать, как разносчиков пандемии, и возглас «Ату выродков!» воспринимался с глубочайшим пониманием.
Выбравшись на башню броневика, Вадим поглядел на себя в карманное зеркальце. Ему показалось, что царапины стали глубже и более припухшими. Бред какой-то! Он поплевал на платок и осторожно прижал к щеке. Без особого любопытства покосился в сторону пленных. Никто из них не сидел и не стоял, все лежали. Оно и понятно, с дистрофии не тянет пускаться в пляс. Часовой, молодой парень в потертом бушлатике и трехлинейкой через плечо даже не смотрел на свох подопечных. Все пленные были из разряда откровенных доходяг. Как не крути, а голод в первую очередь бил по крашеным. Их не подпускали к распределителям, не позволяли рыться на перспективных свалках. Они были сами по себе, а главное – преследовали цели не выживания, а напротив – наиболее скорого и эффективного конца. Тот, кто часто поминает смерть, поневоле ее приманивает. То же происходило и с крашеными.
Поймав унылый взгляд черного, как сажа, человека, Вадим поманил его пальцем. Пленный будто и не заметил жеста, устало смежил веки.
– Подойди! – крикнул Вадим. – Хлеба дам!
Это подействовало. Глаза лежащего приоткрылись, Вадим заметил, что смотрят на него и другие пленники. Чтобы негроподобный человек не сомневался в сказанном, Вадим достал из кармана и продемонстрировал черствый ломоть. Через несколько секунд пленный стоял уже рядом и, неустойчиво покачиваясь на ветру, протягивал за хлебом тощие руки – не одну, а сразу две, чтобы, не дай Бог, не выронить горбушку на землю, где ее, разумеется, тут же подхватят другие.
– Не торопись, – потирая саднящее плечо, Вадим изучающе всматривался в темное широкоскулое лицо. Выглядел крашеный неважно. Грязновато-синий хохолок на голове и действительно, какой-то зеленоватый оттенок кожи. Занятное сочетание! Черное, да еще зеленое?… Разросшаяся переносица делала мужчину еще более похожим на негра, и все-таки негром он не был. Что-то глубинное переключилось внутри этого человека, взвело иные пружины, раскрутив позабытые коды, активизировав деятельность одних желез и притормозив работу других. Вадим не питал суеверных предубеждений в отношении крашеных. «Глобальный кризис всех жизненных функций, – объяснял Воздвиженов. – Голод, затянувшийся стресс, постоянная угроза смерти – на подобное организм просто обязан как-то реагировать. Вот он и реагирует. У одних это нервная сыпь, у других навязчивые фобии, выпадение волос. А сколько еще разных сюрпризов таит природа! Ускоренная регенерация, чувствительность к метафизическим энергиям, адаптационная технология и так далее и тому подобное. Заяц-русак зимой белеет, летом сереет. Мех ежегодно претерпевает линьку. Вот и сейчас мы имеем дело со своеобразной линькой. Под натиском радиации и прочих мирских радостей организм в ускоренном режиме начинает перебирать всевозможные механизмы самозащиты. Белое темнеет, резцы сменяются клыками, кости утолщаются. И ничего необычного! То есть, действительно ничего, если бы не этот их идейно-криминальный бзик,…»
Вот тут он был прав. Именно бзик. Из-за этого самого бзика недолюбливал крашеных и Вадим. И негра синеволосого он подкормил отнюдь не из сострадания, – просто нужно было порасспросить человека. О том, о сем, и в частности о таком пустяке, как планы террористов на текущий политический момент.
Достав сигарету, Вадим чиркнул спичкой, неспешно закурил. Спрашивать следовало вдумчиво и осторожно, – в качестве объекта для расспросов приблизившийся к броневику человек-скелет не слишком-то годился.
– Сколько вас там всего? Двадцать? Пятьдесят?…
Сначала крашеный кивнул, потом покачал головой и только после этого, не прекращая жевать, с явственной заторможенностью ответил:
– Когда шли сюда, много было. Около сотни. Потом разбрелись, многие отстали…
Понятно. Вадим кивнул. Отстали, стало быть, не дошли, ноги протянули. А останавливаться и поднимать у крашеных не принято, не тот народ и не те идеи.
– Так вы что, в самом деле хотели взорвать завод?