Низкая облачность висела над Англией, практически исключая появление немецкой авиации. То и дело
встречались патрули из отрядов гражданской самообороны. Повсюду типичные английские пейзажи словно
взъерошились: на фермерских участках, на ровных полянах торчали обрубки деревьев, коряги, части старых
плугов, других сельскохозяйственных машин; даже площадки для игры в крикет были обезображены ямами,
рытвинами или перекрещены тросами. Врага лишали малейшей надежды на возможность приземления хотя бы
малых самолетов. Все это выражало решимость англичан бороться с фашизмом. Человек, ехавший впереди
небольшой автомобильной кавалькады, как бы символизировал их волю.
Но чем ближе подъезжали к разбомбленному городу, тем отчетливее разрушался в глазах Яна
героический ореол человека с толстой сигарой во рту. Его место занимал образ человека толстокожего,
равнодушного к чужим страданиям, видящего в людях лишь орудие для утверждения себя в блеске славы, для
устройства мира по обожаемому им стереотипу. И хотя Ян не видел выражения лица Черчилля, а лишь порой на
поворотах смутно различал затылок со сбитым на него шелковым черным цилиндром, ему казалось, что на
нижней оттопыренной губе премьера повисло вместе с сигарой холодное презрение…
Проехать по Ковентри — точнее по тому, что от него осталось, — не было никакой возможности. Город
лежал в чадящих руинах. Среди них чернели развалины собора четырнадцатого века. Бомбы кромсали не только
кирпич — они уничтожали историю.
Спасательные команды разбирали завалы. Пожарные пытались заливать водой бесчисленные пожары.
Из-под обломков зданий еще доносились крики заживо погребенных.
Не было не только дома, в котором жил Арчибальд Коллинз. Не было и самой улицы. Здесь тоже с
молчаливым упорством трудились люди в брезентовых робах и касках с противогазами на боку. Все вокруг
дымилось, пахло гарью, серой и тошнотворной горечью горелого мяса.
Ян никого расспрашивать не стал. Это было бесполезно. Фред вел машину молча. Молчала и Джейн,
изредка вытирая платочком уголки глаз.
Машины свернули на небольшую площадь. Автомобильный кортеж остановился перед разрушенным
двухэтажным особняком. Половину дома бомба срезала с аккуратностью гильотины. В кухне на первом этаже
стоял стол. На нем уцелела тарелка с пудингом. На втором этаже виднелась детская кроватка. В кроватке сидела
большая рыжеволосая кукла. Ярко-малиновый бант в волосах пылал, словно еще один крошечный пожар.
Широко раскрытые голубые глаза куклы со стрельчатыми ресницами смотрели на людей.
Премьер долго глядел на безмолвную куклу. Думал ли он о судьбе ее маленькой хозяйки? Или просто
ждал, пока вокруг соберется побольше узнавших его людей?..
Сопровождающие почтительно молчали в отдалении.
Черчилль повернул голову, поискал взглядом личного охран-
ника сержанта Томпсона. Немолодой, но могучий сержант
мгновенно оказался рядом. Черчилль что-то тихо сказал ему и
ткнул сигарой в направлении разрушенного особняка. Сер-
жант кивнул головой и полез по завалу стены в дом. Добрался
до второго этажа, вынул из кроватки куклу, спустился с нею
вниз и принес Черчиллю.
Черчилль посадил куклу рядом с водителем, достал с
заднего сиденья букет густо-красных тюльпанов. Дважды
споткнувшись, подошел к мертвому дому, осторожно поло-
жил цветы на рваную глыбу. Затем повернулся, вскинул руку
с двумя растопыренными пальцами в виде буквы “V”, симво-
лизирующей слово “виктория” (победа), быстро направился к
машине, ни на кого не глядя, коротко бросил шоферу:
— В Лондон!
За всю обратную дорогу на куклу он даже не взглянул.
На толпу жест премьера, безусловно, произвел впечат-
ление. Однако Ян внезапно ощутил нарочитость этого теат-
рального жеста. На него дохнуло фальшью, затхлостью деко-
раций. Так бывает, если попадаешь на сцену после спектакля,
когда кумиры и статисты уже покинули подмостки. Ян размы-
шлял о лидере нации и ловил себя на том, что думает о нем
как об убийце своего отца. Об убийце десятков тысяч сооте-
чественников. “Я понимаю, — размышлял Ян. — Жертвы на
войне неизбежны. Но почему он присваивает себе право рас-
поряжаться судьбами миллионов ни в чем не повинных лю-
дей, торговать их жизнью и смертью в зависимости от соб-
ственных нужд? Да, “Ультра” дает огромные преимущества.
Но если ради сохранения секретности нужно платить подоб-
ную цену, не слишком ли большая плата? Не слишком ли
обильных жертвоприношений требует бронзовая богиня?”
Перед Яном встал облик отца. Когда-то этот человек, рискуя жизнью, не помышляя о наградах, спас от
смерти другого человека, которому суждено было на изломе истории стать во главе государства и который обрек
на гибель своего спасителя и целый город…
Горечь подступила к горлу Яна.
Кристина угадала его состояние, крепче прижалась к Яну, теплыми губами коснулась его уха.
— Ян, что бы ни случилось, у тебя есть я. Я всегда с тобой. Всегда, всегда… Ты ведь знаешь?..
Он благодарно сжал ее руку. Машины уже въезжали на окраину Лондона. Девушкам необходимо было