для чего брал у него уроки игры на гитаре этого довольно сложного произведения и репетировал, репетировал в Звездном в свободное от занятий время.
Наивный человек… Кому все это было нужно?!.
В первый день пребывания в Звездном городке нам показалось, что нас тут не очень-то ждали. Поскольку никто не предупредил с вечера о завтрашнем дне – мы элементарно не знали, куда нам идти и, как дураки, сидели в профилактории космических экипажей, ставшем на долгое время нашим домом здесь. Часа через полтора выяснилось, что нас ждут уже в отряде космонавтов. Это было очень странно, поскольку никто из нас не знал, где же находится этот самый «отряд». Вскоре, впрочем, все разъяснилось, но какое-то гнетущее ощущение не покидало меня весь день. Оно отступило лишь к вечеру, когда нас стали знакомить с членами отряда космонавтов (летавшими и только готовящимися к полету летчиками и бортинженерами, находящимися на разных этапах подготовки), когда я увидел живые глаза и явный интерес этих людей к нам.
Вскоре мы познакомились со своим расписанием на первое полугодие, некоторыми преподавателями и прекрасными спортивными возможностями, которые предоставлял центр подготовки для членов отряда космонавтов. Да, чуть было не забыл главное место, куда нам приходилось являться по три раза на дню. Летная столовая! С неизменным разнообразием меню, доброжелательными официантками, шоколадками и даже, порой, ухой из стерляди и балыками из осетрины. А в конце первой недели объявился даже замполит отряда космонавтов. Он подтвердил, что мы стали полноправными членами этого элитарного и мало известного обычным людям сообщества. С вытекающими отсюда некоторыми обязанностями и некоторыми благами. Последние касались права получения раз в неделю специальных продуктовых заказов с набором куда более богатым, чем в местных магазинах – что было весьма кстати в эпоху исчезновения с прилавков всякой еды. Замполит велел всем партийным сняться с учета по месту работы и встать здесь. А под конец встречи достаточно ненавязчиво и дружелюбно объяснил, как нам надо подходить к написанию каких бы то ни было статей отсюда.
На состоявшемся вскоре УМО (углубленном медицинском обследовании – их предстояло проходить каждые три месяца) врачи отряда объяснили, чем наше нынешнее положение принципиально отличается от того, в котором мы находились до Звездного:
– Поймите, здесь никто не думает о вашей «отбраковке», как, возможно, было при медицинских отборах. Наоборот, коли попали на подготовку, то это уже говорит о ваших высоких кондициях. И наша задача, как и ваша тоже, сохранить их и приумножить к предстоящему полету. Поэтому, здесь надо спокойно заниматься своим делом, ничего не скрывать от врачей, а если возникают какие-то проблемы со здоровьем, то лучше как можно быстрее решить их вместе с нами. Отныне вы не совсем принадлежите себе. На вас работает огромное количество людей, затрачиваются большие средства. И нужно сделать все для того, чтобы все это не оказалось впустую из-за какого-нибудь пустяка…
В справедливости сказанного я имел возможность убедиться потом не раз, но особенно врезалось в память одно чрезвычайное происшествие. Примерно через год после начала подготовки нам предоставили почти двухмесячный отпуск, который я решил провести на Дальнем Востоке, чтобы не оторваться от жизни «своего» региона: поездить по нему и написать оттуда несколько больших статей для «Литературки». Все шло отлично, но недели за две до возвращения в Звездный я здорово приболел. Начались жуткие боли в горле, ломота в суставах, шее, пояснице. Врач поставил «фолликулярную ангину» и прописал полный покой. Неделю провел дома, но болезненное состояние не отпускало, и я решил: все, баста! Как нередко поступал в подобных случаях, начал бегать кроссы… затем – баня с ледяной ванной… Ан нет! Ничего не прошло, а накануне отлета в Москву отключилось еще и правое ухо.
Через три дня возобновлялись занятия в Звездном. Я приехал туда, так окончательно и не вылечившись, но вроде бы стал лучше себя чувствовать. Днем даже провел полчаса на силовых тренажерах, поплавал в бассейне, посидел в сауне, а ночью… Готовясь ко сну и слегка кашлянув, вдруг ощутил во рту непривычный сладковатый привкус. Ничего еще толком не понимая, подошел к раковине и, когда сплюнул туда, чуть не упал в обморок. Белоснежная раковина окрасилась в интенсивно алый цвет моей крови. Надеясь, что она из зуба или десны, я выдохнул интенсивно, сплюнул – и новая порция крови из дыхательных путей ушла в сливное отверстие. При этом я четко услышал какое-то бульканье в груди. То ли в легких, то ли в трахеях или бронхах.
Боже мой, как я перепугался! Ну, как и положено мужчине, да еще и будущему космонавту… В этом судорожном состоянии забылся тревожным сном, но часа в четыре ночи кровь повторилась. Тут я уже окончательно понял, что это… конец, подготовка и полет в космос завершены, и как-то тупо и обреченно начал собирать вещи в больницу. Если, конечно, останусь жив к утру. Часов в семь позвонил сначала домой своей теще, врачу-педиатру – она посоветовала сделать анализ на туберкулезную палочку. А затем – нашему врачу в ИМБП, Ларисе Михайловне Филатовой. Уж не знаю, какой у меня был голос, но она, кажется, прониклась серьезностью ситуации и начала морально готовить меня к очень неприятной процедуре бронхоскопии. Подтвердила, что готова положить меня в стационар института хоть сегодня, но все же посоветовала сначала обратиться к врачам Центра.
По дороге в медицинский корпус (естественно, ни о каких занятиях я уже не думал – ведь собраны были все вещи для эвакуации из Звездного) я вспомнил еще свою маму, умершую в 56 лет из-за хронической болезни легких, и в кабинет главного терапевта Владимира Александровича Махалева входил, готовый ко всему.
– Это у тебя просто какой-то сосуд в легких лопнул, – спокойно, будто речь идет о какой-нибудь занозе, прокомментировал ситуацию терапевт. – Наверное, перенес инфекцию, напрягся чуть больше обычного при кашле – вот он и не выдержал…
– И что же мне теперь делать? Что со мной будет?.. – начал я, не веря его невозмутимому тону и ожидая немедленной команды «в больницу!»
– Да не надо ничего особенного делать. Только анализ крови на РОЭ сдашь, а там – посмотрим…
РОЭ вместо 3–5 оказалось целых 16! «Ого-го, – думаю, – туберкулез, как минимум». А он: «Вот видишь… Инфекция, о чем я и говорил… Она еще тебя не отпустила. Придется немного полечиться». И, выписав какие-то лекарства от ОРЗ, посоветовал несколько дней поменьше заниматься спортом, а больше – отдыхать…
Через три дня я уже работал в космическом скафандре «Орлан» под водой на макете станции «Мир», и это, одно из самых необычных и трудных испытаний, прошло для меня более чем успешно. Впрочем, я сильно забежал вперед, а в первые недели в Звездном меня волновали совсем другие проблемы.