Г-жа Демерморт. Доротея, бессонница и лапша на завтрак, обед и ужин! А я вчера вычитала в каком-то журнале, что вы один из счастливейших людей на земле…
Орас
Роменвиль. Неправда!
Орас. Поверьте мне – чистая правда.
Роменвиль. Какая неосторожность! Я просто болен. Вы уверены, что вы в своем уме?
Орас. Уверен. А вы?
Роменвиль. Я нет. А если я не поддамся этому шантажу?
Орас. Тогда готовьтесь к скандалу, Роменвиль.
Роменвиль
Орас. А если я скажу тетушке: знаете ли вы, что Роменвиль, чтобы скрасить свое пребывание в вашем замке, куда вы пригласили его нынешней весной, вызвал свою подружку, поместил ее на постоялом дворе в Сен-Флуре и тайком навещает три раза в неделю? Что вы на это ответите?
Роменвиль. Отвечу, что это клевета! Что я интересуюсь этой девушкой, поскольку я вообще интересуюсь искусством. Разве это грех, если у меня склонность к меценатству?
Орас. Ничуть.
Роменвиль. Девочке необходимо побыть на воздухе до начала нового сезона в «Опера». Она стала очень бледной, поймите, Орас, очень бледной. Каждый на моем месте поступил бы также. Каждый, у кого есть сердце. Я ей сказал: «Приезжайте на несколько дней в Овернь с вашей матушкой». У кого, черт побери, хватит духу попрекнуть меня за то, что я пригласил погостить на свежем воздухе бедную девушку, которая в этом так нуждается? Уж не у вашей ли тетки, которая каждый год тянет с меня деньги на свои благотворительные комитеты?
Орас. За то, что вы пригласили подышать воздухом бедную девушку, вас никто не попрекнет, Роменвиль. А вот за то, что вы пригласили свою любовницу… Вы ведь мою тетку знаете.
Роменвиль. Но эта девушка вовсе не моя любовница. Клянусь вам, она мне не любовница.
Орас. Кто вам поверит?
Роменвиль. Все, потому что это правда.
Орас. Милейший Роменвиль, не все ли равно, правда это или нет, если это не похоже на правду?
Роменвиль. По-вашему, выходит, что правда не стоит ни гроша?
Орас. Ни гроша, дорогой мой, если она неправдоподобна.
Роменвиль. А вдруг моя настоящая племянница приедет тем же поездом?
Орас. Я уже дал ей телеграмму от вашего имени, что приглашение моей тетки на некоторое время откладывается.
Роменвиль. Это ловушка! И все потому, что вы застигли меня с этой малюткой, когда мы пили в сенфлурской кондитерской невиннейший оранжад.
Орас. Совершенно верно!
Роменвиль. Вы – сам сатана.
Орас. Почти.
Роменвиль. Но какую цель вы преследуете?
Орас. Цель великую и зловещую.
Слышите – второй удар колокола. Пойдемте к столу, дорогой Роменвиль. Потерпите немного, и вы все поймете.
Жозюэ. Не угодно ли дамам присесть? Я доложу об их прибытии мсье Орасу.
Мать. Ах, что за роскошь! Сколько вкуса! Какое великолепие! Ах, дорогое мое дитя! Вот наконец та обстановка, в которой я снова становлюсь сама собой!
Изабелла. Да, мама.
Мать. Есть люди, которые могут существовать только среди роскоши. Если эту роскошь у них отнять, они чахнут.
Изабелла. Да, мама.
Мать. Не забудь, Изабелла, твой дед был самым крупным в городе поставщиком обоев. Мы держали двух горничных, не говоря уже о мастерицах. Сама понимаешь, в твои годы моя мать никуда не отпускала меня без провожатых.
Изабелла. Да, мама.
Мать. Следом за мной в трех шагах шла гувернантка. В трех шагах. Ах, это было восхитительно!
Изабелла. Да, мама.
Мать. Ты обратила внимание на здешнего дворецкого?
Изабелла. Да, мама.
Мать. Сколько благородства в манерах, какой бархатный голос, изысканно вежливый и в то же время с оттенком превосходства! А какая осанка!
Изабелла. Ах, мама, право…
Мать. Не спорь, не спорь. Я мечтаю, чтобы у тебя было все то, в чем жизнь отказала мне. Ты ведь знаешь, я молчу, но подчас так страдаю… У меня сердце разрывается, когда я вижу, как твои нежные пальчики краснеют от ежедневного мытья посуды.