Приглашение в зенит

— А это не твое свинячье дело, Рэй, разбираться в морали, воспитании и престиже. Ты не владелец ракеты, зять и второе издание Джэя. Ты только служащий в обществе “Справедливость”, капитан корабля, принадлежащего пайщикам, всем жителям планеты. Маршрут определяешь ты, а не порт назначения; средства, а не цель. Цель тебе указана перед стартом: обогнать Джэя, войти в пещеру раньше его, овладеть тайной пещеры в интересах всех граждан поголовно. Овладеть любыми средствами — об этом и думай. А как навести порядок в пещере, позаботятся владельцы, те, кто снарядил ракету, те, кто кровь проливал, чтобы она стартовала.

— Если любыми средствами, значит, и путем соглашения, — сказал Рэй, высвобождая плечи.

И вышел, оставив последнее слово за собой.

Он сказал последнее слово, я сказал резкую истину — все равно разошлись мы неубежденные. Каждый подбирал доводы для следующих споров. Назревал взрыв… И взрыв произошел из‑за цифр, даже не очень разительных. Решался вопрос все о той же перегрузке.

Опять вынужден я приводить цифры. Без примитивной арифметики непонятна суть спора. Кто забыл арифметику, пропускайте!

Итак, наша скорость в то время дошла до 0,75 с. Согласно теории относительности, эта скорость сама по себе создавала полуторную массу и давала полуторную перегрузку при нормальном ускорении — 1 g. В дальнейшем, согласно той же теории относительности, масса должна была расти все быстрее, и все труднее было бы догонять “Паломник” за счет ускорения. Поэтому я предложил не терять времени, закончить наши санаторные вакации, дать 2 g (тройная перегрузка при полуторной массе), и немедленно, пока масса не возросла. Позже будет труднее.

Соображения были неоспоримы, но…

— Довольно мы мучили себя, 1,5 g достаточно, — возразил Сэй–молодожен.

А капитан сказал вот что:

— Ребята, у меня противоположное предложение, точнее сказать, личная просьба. Об интимном говорить не принято, но мы все свои здесь, одна семья. Дело в том, что Джэтта ждет ребенка. И ребенку, сами понимаете, нужны нормальные условия для развития: при полуторной массе, ускорение — 0,66 g. Именно такой режим соблюдался на “Паломнике”: при повышенной массе пониженное ускорение, в результате обычный вес, привычный и неизменный. Но если соблюдать его, за счет чего же мы будем обгонять?

— За счет чего обгонять будем? — спросил я. И добавил, что все равно при полуторной массе нормальных условий для развития ребенка быть не может, разумнее всего уложить Джэтту в саркофаг.

Но был встречен бурными нападками всех женщин. Джэтта обозвала меня бесполым чудовищем, Сэтта — живой машиной, Гэтта — всего лишь ходячим сухарем. Но так как догонять нам все‑таки надо было, остановились на скромном ускорении — 0,9 g (перегрузка — 1,35), какой‑то видимости обгона. Так настроили двигатель и легли спать.

Что‑то хорошо мне спалось в ту ночь, несмотря на нервозные споры, оскорбления и ревность. Проснулся я бодрый, освеженный. Когда сознание прояснилось, подумал: “Какими же мы стали чувствительными — живые весы. Перегрузка 1,5 тяжеловата, а 1,35 ощущается как заметное облегчение”.

И глянул на приборы. И увидел 0,7. Ускорение — 0,7, перегрузка — 1,05!

А тогда… тогда я нажал кнопку “Тревога”.

Через несколько минут мои друзья сбежались в рубку, на ходу протирая глаза и застегивая комбинезоны.

— В чем дело! Где авария? Кто дал сигнал “Тревога”?

— Ребята, хаффат! — сказал я с деланным пафосом. — Измена на “Справедливости”! Пока мы спали, кто‑то снизил скорость.

Рэй сказал, зевая:

— Нас тошнит от твоих фокусов, Гэй. Скорость убавил я, потому что Джэтта не могла заснуть. Не будить же вас всех, устраивать общее собрание ночью из‑за такого пустяка. На то я и капитан, я отвечаю за здоровье каждого.

— В таком случае, — сказал я, — предлагаю выбрать другого капитана. Другого! Который будет отвечать за победу, а не за здоровье.

Рэй был огорчен, не подготовлен к таком выпаду, поэтому от неожиданности стал злиться и глупить.

— А кто достойнее? — закричал он. — Я единственный космонавт среди вас. Я единственный, кто постоянно бывал на “Паломнике”, я для вас живой справочник. Без меня “Справедливость” не вышла бы из дока. Без меня вы вообще ничего не знали бы о замыслах Джэя, сидели бы по домам, уповали на звездочку в зените.

— Святая истина, — подтвердил Сэй Нижний, моргая сонными глазами. — Рэй самый достойный. Вся экспедиция — его заслуга. Ты зря бренчишь, Гэй.

Семь пар глаз смотрели на меня с раздражением, с осуждением, с презрением даже (“Экий честолюбец! В капитаны лезет, туда же!”). Но я сказал… Помню, как нелепо зазвучал мой голос, со слезой, с каким‑то надрывом, мне несвойственным: