И надо было Антону, члену сельсовета, электромеханику лесопункта, за праздничным столом такое сказать:
— Ты, дядя Иван, настоящий лесной фермер, капиталист… И вообще кулак. Торгуешь и наживаешься за счет трудящихся.
Дядя Иван хотел было сманеврировать, налил племяннику Антону крупногабаритную рюмку и, насупившись, предложил:
— Ладно, ладно. Тут не сельсовет. Давай выпьем.
Но племянник, в ком не угасало общественное сознание, мало того, пояснил:
— Ты, дядя Иван, пошел в своего отца. Рассказывают, он тоже был жадным кулаком. Но ничего, настанет день…
Племянника прервала ершистая тетя Маруся, более решительная, чем дядя Иван.
— Помолчи, дурак!
А так как Антон все же не умолкал, то, наконец, раздался грозный, повелительный возглас дяди Ивана:
— Вон!
Изобличенный Иван Порфирьевич в пылу самолично вытолкал племянника из дома. При гостях. Под их пьяный смех. В позапрошлом году. И вот сегодня, в день рождения тети Маруси, член сельсовета, электромеханик лесопункта, намеренно отправился к дяде Ивану незваным гостем, чтобы нанести ему моральный удар с явным расчетом на успех.
Стол уже был накрыт в ожидании гостей. Конечно, Иван Порфирьевич не ждал морального удара со стороны Антона, который явился в его дом нежданно.
Но раз явился, дядя усадил племянника за стол. Но нежданный гость, даже не пригубив из крупногабаритной рюмки, приступил к сокрушающей информации.
— Тебе, Иван Порфирьевич, известно, что рядом с нашим селом начинает строиться большой лесохимический комбинат в порядке большой химии? — полуофициально спросил Антон.
— Как же… Известно. Дело хорошее. Государственное. Приветствую.
Дядя Иван имел в виду личную поставку рабочим будущего лесохимкомбината мясо-молочных продуктов, а также овощей. В порядке частной инициативы.
— Правильно. Такое строительство следует приветствовать. Так вот, мне, как члену сельсовета, поручено опросить граждан, кто как пожелает… Например, на месте твоего дома, Иван Порфирьевич, будет построен комбинатский автогараж на шестьдесят грузовых машин…
— Ладно, ладно… Брось шутить. Давай выпьем.
— Кроме шуток, дядя. План утвержден.
— Что, другого места нету?
— Тут вопрос водоснабжения комбината. Через твой двор пройдут трубы водопровода.
— А дом мой? А сад?
— Перенесут на другую сторону реки.
— Вы что?
— Не «вы что», а интересы государства.
— Как это «на другую сторону»? Там же низина, мокрота…
— Тогда, если пожелаешь, тебе предоставят хорошую квартиру в новом доме, с газом, ванной, балконом… А сам будешь работать на комбинате.
— Так я же болею. Кто этого не знает.
— Ладно, ладно… Люди знают, как ты на рассвете грузишь мешки картофеля на машину и в лесу тайком косишь траву для своих коров. И лес рубишь и дрова пилишь для своего дома.
— Нет на это моего согласия. И не будет!
— Как желаешь, дядя Иван. Только впритык к твоему двору все равно построят гараж, так что саду твоему не цвести, пчелам не летать, чистым воздухом тебе не дышать, покоя не видать: самосвалы круглые сутки спать не дадут.
— Вот за чем ты пожаловал, дорогой племянник?!
— Ага, — усмехнулся Антон. Ядовито. Ехидно.
Тут подслушивавшая тетя Маруся подала голос уже с порога:
— Мерзотник! Пришел обрадовать? Не посчитался с днем моего ангела.
— Он нарочно сегодня пришел! — возвестил дядя Иван. — Припомнить за то, что я выгнал его.
А дальше случилось то, что случается в такой неприятной для именинницы обстановке. Более решительная тетя Маруся приказала:
— Выгони его, Иван!
И без того распаленный безвыходным положением — так или иначе «лесная ферма» рухнет, — Иван Порфирьевич, не имея под рукой ни обреза, ни железных вил или другого оружия, двинул по скуле племянника кулаком, а затем торопливо стал колотить Антона как попало. В течение двух минут. Ровно.
И лишь тогда, когда прижатый к стене Антон, очевидно, не рассчитав, сильно толкнул дядю ногой в живот, а тот полетел на стол и рухнул вместе с ним на пол в сопровождении закусок и бутылок, печальному вестнику удалось выскочить в прихожую. Переводя дух, он уже оттуда крикнул:
— С днем ангела, тетя! Привет от лесохимкомбината.
Изгнанный (вторично) электромеханик уже не стал слушать, как запричитала тетя, завизжала ее сестра, старая дева, поднимавшие повергнутого Ивана Порфирьевича.
Покинув владения дяди, Антон Филимонов браво шагал по улице, все же огорченный. Он явно сожалел, что в сумерках никто не заметит его синяков, изорванную рубашку и не услышит вопросы любопытных: «Кто это тебя так?..» И ему не придется испытать полного удовольствия — поведать встречным, как он обрадовал родного дядю строительством мощного лесохимкомбината в районе их села.
Я ЖЕ ГОВОРИЛ ВАМ…
Это был удивительный день! Все хотели быть красивыми.