Пригнись, я танцую

Страх сковывает волю. Кэтрин перебирает в голове то, что Том говорил в самом начале, еще до их первого свидания.

«Я не готов все время жалеть о том, чего не сделал».

Хрестоматийность ситуации одновременно пугает и забавляет: поздно пить таблетки. Она сама по уши в этих отношениях, и полтора месяца счастья… От них не хочется отказываться. Кэтрин не готова.

Самое обидное, что за такое короткое время она успела не только привязаться к своим неожиданным отношениям, но и почувствовать что-то давно забытое внутри. Что-то, чему страшно давать название.

Ошибка за ошибкой, доктор Ким.

Когда она выбирается из душа, кожа уже покрыта морщинками от воды, а любимая пижама немного прилипает к телу. Том полулежит на кровати, вытянув руку вдоль ее подушки, и расплывается в улыбке, заметив Кэтрин.

– Доброе утро, моя королева, – тянет он и кивает на место рядом с собой. – Сбежала?

– Не хотела тебя будить.

Том зевает и почесывает короткие темные волосы на своей груди.

– А мне уже пора. Если мы хотим сегодня добраться до водопада, надо выехать через пару часов. Где там моя чудо-таблетка? – оглядывается он.

– Я сейчас дам, – глазами находит сумку Кэтрин.

Баночка с афатинибом наполовину пуста: через две недели ему нужно будет обновить ее. Кэтрин мысленно вздыхает: впереди еще очень долгий путь. Она высыпает Тому в руку таблетку и протягивает бутылочку с водой.

– Привет, четыреста баксов, – ухмыляется он таблетке перед тем, как отправить ее в рот.

Вот опять: сердце обливается кровью, когда Кэтрин смотрит на него. И пока чувства требуют высказать их любым способом, разум настойчиво повторяет свой вопрос: какой из двух Томов Гибсонов настоящий?

Тот, что сейчас подмигивает ей, точно ее Том.

– А теперь иди сюда, – отставляет бутылку он и похлопывает по подушке. – У нас есть примерно полчаса, прежде чем меня вывернет.

Кэтрин с готовностью залезает под одеяло и устраивается у него на плече, тут же чувствуя поцелуй на виске. На секунду задерживает дыхание, пытаясь остановить и сохранить в душе этот момент. Том, у которого упрямо и очень быстро растут кудри. Она в любимой шелковой пижаме кладет руку ему на грудь, ощущая размеренное биение сердца. Тихий коттедж на берегу озера посреди черт знает чего в штате Нью-Йорк.

– Милая, нам бы кое-что обсудить, – тихо произносит он.

Момент осыпается к ее ногам крошечными осколками.

– Да? – Кэтрин поднимает глаза на его губы.

– Что-то происходит? Ты часто уходишь в себя.

– Ничего такого, сложная неделя на работе.

– Кейт, давай-ка мы договоримся, – в его голосе снова слышатся властные нотки, – мне не очень нравится, что ты меня обманываешь. Я, конечно, не гений считывания намеков, но заметил, как ты напряглась, когда у нас была Майя.

– Да там ничего такого…

– Кейт, – отрезает он, – не буду вытаскивать из тебя информацию насильно. При этом хочу, чтобы ты понимала: если ты мне расскажешь, я как минимум попробую это решить. Возможно, мы вместе придем к решению. Но если ты продолжишь отговариваться работой, я буду бессилен.

– Ты звучишь как директор, – сдавленно говорит она, стараясь не выдать, что ее это заводит.

Но как объяснить ему свои страхи? Ссылаться на Майю будет некрасиво.

– Я и есть директор, – вздыхает он и крепче прижимает Кэтрин к себе. – Ну так что, я стою твоего доверия?

– Давай тогда по-честному, – предлагает она. – Ты дольше меня ходишь мрачный, так что расскажи первым. Подай пример.

– Быстро учишься, – коротко смеется он, но тут же замолкает.

Кэтрин замечает, как его губы искривляются в болезненной гримасе. Да, ей тоже неприятно говорить о своих переживаниях, но он первый начал!

– Какие бы слова ни выбрал, звучит по-уродски, – выдыхает Том после затянувшейся паузы. – Мне страшно, Кейт. Кажется, я сделал огромную ошибку, и теперь не знаю, как выпутаться. Вроде тяну время, а вроде только хуже становится. И вот теперь думаю: может, ты понимаешь то же самое?

– О чем ты?

Внутри холодеет. Обхватив голову Кэтрин, Том прижимает ее сильнее к груди. Он будто боится на нее смотреть.

– Я… господи, какие тут слова выбрать? Я втянул тебя в отношения. Помню, что ты этого не хотела. Даже помню, как говорила мне съебать – ну, своими словами. Но я такой долбоеб, милая, вообще не представлял себе, каким дерьмом окажется рак. Тогда казалось-то, или победить быстренько, или умереть на пике, зато красиво и с фейерверками.

У Кэтрин останавливается сердце. Она уже знает, к чему ведет этот разговор, но не может заткнуть уши, и теперь, как в хорроре, прислушивается к ноткам отчаяния в его голосе.

– Это такое дерьмо, господи, – стонет он. – Я не понимал, во что именно втягиваю тебя, но… Сейчас вижу все намного яснее. Уже пару недель пытаюсь перестать быть эгоистичной свиньей и отпустить тебя. Сама ведь чувствуешь? Мы привязываемся. Все становится хуже, особенно с моим состоянием. И я так не хочу удерживать тебя, но и отпустить неспособен. Даже размышляю: может, ты сама уйдешь? Поймешь, что тебе не нужен раковый больной, и уйдешь. Потому что у меня язык не поворачивается.

– Ты хочешь расстаться? – деревянным голосом спрашивает Кэтрин.