Пригорьевская операция

На следующий день разведка сообщила, что из Прыщи большаком движется на машинах в сторону Барковичей большая группа гитлеровцев. Впереди несколько мотоциклистов.

1-й батальон быстро покинул лагерь и занял оборону. Майоров приказал мотоциклистов не трогать, а автомашины подпустить как можно ближе и расстрелять в упор.

Дорога была заминирована. Но мотоциклы спокойно проскочили опасный участок: их тяжесть была недостаточной для противотанковых мин.

Взгляды партизан, притаившихся на опушке, были сосредоточены на приближавшихся машинах. Борта их ощетинились дулами пулеметов и автоматов, солдаты сидели плечом к плечу.

Огонь открыли только после того, как наскочил на мину первый немецкий грузовик. Раздался оглушительный взрыв. Машина подпрыгнула и перевернулась, окутанная дымом. Пытаясь объехать препятствие, несколько грузовиков свернули на обочину и тут же подорвались. Расчет партизан-минеров оказался верным… Остальные грузовики начали поспешно разворачиваться. Проскочившие было к лесу мотоциклисты, услышав взрывы на дороге, кинулись догонять своих.

Стычка закончилась. На дороге пылало пять машин — три наскочившие на мины и две подбитые пулеметным огнем.

Майоров приказал подобрать трофеи, взять документы убитых.

— Пойду в штаб бригады. Доложу о результатах, — предупредил он начальника штаба батальона Лисицына.

— Отставить доклад! — весело сказал Коротченков, выходя из-за мохнатой елки. — Я все видел. Молодцы! Но успокаиваться рано. Надо ждать нападения со стороны Малаховки. Будьте внимательны!

В полдень получили радиограмму Попова: «Ночью ждите самолеты…» Самолеты были бы нам очень кстати. Но примыкавшее к лесу поле, по краю которого проходила дорога на Барковичи и где разыгрались только что описанные события, являлось партизанским аэродромом. Показать это противнику было нельзя. «Ведем бой с карателями, — ответили мы. — Принять самолеты этой ночью невозможно».

Томительно тянулось время, а каратели не появлялись.

Каждый человек волнуется в ожидании боя. Одни умеют это скрывать за внешним спокойствием, другие — нет. Ни перед боем, ни в бою мне ни разу не приходилось видеть волнения на лице у Коротченкова. Но в тот день он был явно чем-то озабочен. Выслушивая сообщения появлявшихся время от времени разведчиков, Тимофей Михайлович молча ходил по землянке, подолгу рассматривал карту. Трубка его с резной маской Мефистофеля не гасла ни на минуту. В землянке висело облако махорочного дыма.

Я попытался вызвать его на разговор:

— Сегодня мы, кажется, поменялись местами. Ты волнуешься, как я в Пригорье.

— Нет, комиссар, я спокоен, — ответил Коротченков, рассеянно глядя на карту. — Только вот не могу понять этого офицера?

— Какого офицера?

— Того, что командует карателями. Подумай сам, в его распоряжении огромные силы, а он так глупо сунулся под огонь в походной колонне… Что-то здесь не так… Или мы имеем дело с солдафоном, уверовавшим в свою непобедимость, или немцы решили усыпить нашу бдительность даже ценой определенных потерь. Да, да, комиссар. В этом тоже есть свой резон! Возрадуются партизаны легкой победе, развесят уши и получат по зубам. Разве не логично?

В землянку вошел капитан Клюев.

— Я от Майорова. Там все спокойно. Уже темнеет, можно отвести батальон в лагерь.

— Хорошо, — согласился командир бригады. — Распорядитесь об этом.

Прежде чем выйти и послать связного к Майорову, Клюев положил перед нами немецкую топографическую карту, найденную в планшете убитого. Коротченков обратил внимание на некоторые пометки. Барковичи и соседняя деревня были очерчены кружками. В двух местах на большаке — у пересечения с просекой и лесной дорожкой — стояли две жирные точки. Почти в центре лесного массива, между большаком и Вороницей, был нарисован небольшой треугольник.

Тимофей Михайлович взял карандаш, обвел кружками Малаховку, Прыщу, Сукромлю, Пашино и нарисовал от них стрелки, обращенные к треугольнику. Потом провел длинную стрелу от Прыщи к Барковичам.

— Теперь все ясно, — сказал он, пододвигая карту ко мне. — Ничего нового они не придумали. Тактика известная: окружить и уничтожить. Перед колонной, нарвавшейся на нашу засаду, и не стояла задача нападать на нас. Гитлеровцы, видимо, тоже не ждали нападения. Они направлялись в Барковичи, чтобы закончить окружение бригады и заодно блокировать большак. Эту их ошибку можно объяснить незнанием месторасположения лагеря.

Ошиблись они всего километра на три, и не без причины: в том месте, где обозначен треугольник, был в свое время зимний лагерь отряда Озернова…

Чтобы укрепить мнение противника, что он не ошибся в определении места партизанского лагеря, к Сукромле и Пашину были посланы небольшие группы партизан с задачей имитировать разведку боем. Клюев скомплектовал группы «охотников», которые должны были затемно уйти ко всем лесным дорогам. Им поручили перехватывать вражеских разведчиков и создать впечатление, что в лесу стреляет каждый куст.