Пригорьевская операция

Около полуночи в лагерь вернулись наши разведчики. Они сообщили, что с наступлением темноты большое количество гитлеровцев прибыло в Малаховку, Прыщу, Сукромлю, Пашино, Барковичи и другие населенные пункты, расположенные вокруг леса.

Что ж, бригада была готова встретить врага…

До рассвета было еще далеко, а мы с Коротченковым, Клюев, Винокуров и Данильченко давно были на ногах. Едва успели умыться, из темноты вынырнул постовой, вернувшийся из-под Барковичей.

— Каратели! Стеной идут! — сказал он, с трудом переводя дыхание.

Как бы в подтверждение этих слов на посту заработал наш пулемет, ударили винтовки. А через секунду заговорили немецкие пулеметы и автоматы.

— Раненько начинают, — сказал комбриг, прислушиваясь к перестрелке. — Решили прощупать, не спят ли партизаны.

Он приказал Озернову, который почувствовал себя лучше и вновь встал в строй, немедленно отправить под Барковичи 6-ю роту и следом двигаться всем батальоном.

Пока батальон Озернова достиг места боя, большая группа гитлеровцев, подавив огонь партизанского поста, успела проникнуть в лес. План обороны на заранее подготовленном рубеже начал ломаться… Быстро оценив обстановку, Озернов с ходу повел батальон в атаку.

Каратели попятились. Батальон занял свой оборонительный рубеж. Не видя в темноте цели, Озернов приказал прекратить огонь. Через несколько минут замолчал и противник.

С восходом солнца по всей линии партизанской обороны, протянувшейся на двадцать километров, заработали десятки артиллерийских батарей противника. На участке бригады Данченко к пушечным залпам прибавился скрипучий визг шестиствольного миномета.

Над нашим расположением повисла «рама». Снаряды стали все гуще ложиться на участке 2-го батальона. Основательной обработке подверглась и опушка леса в районе Барковичского большака. Интенсивно обстреливалась линия обороны 3-го батальона.

Часам к десяти утра немцы перенесли артиллерийский огонь в глубину леса. На правом фланге обороны бригады — против Барковичей — снова закипел бой. Гитлеровцы пошли в атаку на 3-й батальон. Озерновцы выстояли и заставили их отойти к деревне.

Одновременно разгорелся интенсивный бой на левом фланге обороны — на участке батальона Майорова. Первый удар карателей, выступивших из Малаховки, приняла 3-я рота. Обороне ее рубежа комбат придавал большое значение. Рота оседлала лесной выступ и могла не только отражать атаки, но и наносить фланговые удары по цепям оккупантов, наступавшим на роты Абрамова и Ларина.

Умело и расчетливо действовал командир 3-й роты младший лейтенант Степанов. Но в пылу боя он не сразу заметил, что большая группа карателей обошла его роту и придвинулась к просеке. Над батальоном нависла угроза. Оставив на основном рубеже один взвод, Степанов с остальными бойцами успел перехватить карателей на просеке и отбросил их.

Однако гитлеровцы все же воспользовались временным ослаблением обороны на важном для обеих сторон участке: они атаковали оставленный Степановым взвод и оттеснили его. Позиции карателей несколько улучшились. Обезопасив фланг, они пошли в атаку.

Верный своему правилу — вести только ближний бой, Майоров предупредил людей:

— Подпустить фашистов на пятьдесят метров. Без моей команды не стрелять!

Нервы у партизан не дрогнули. Каратели откатились. Но ожесточенная стычка продолжалась до полудня.

К этому времени батальон Озернова отразил третью атаку противника. На помощь Озернову командир бригады послал всех бойцов штабных подразделений, оставив в своем резерве лишь отделение автоматчиков Виктора Мац-ко и взвод хозяйственной части. В ожидании очередной атаки Озернов проверил остаток боеприпасов. В штаб бригады был направлен посыльный с просьбой подбросить тысяч десять патронов. Но запасы «боепитанцев» были исчерпаны. Коротченков отослал посыльного с пустыми руками, приказав передать комбату: вести только прицельный огонь, при повторении атаки — пустить в ход гранаты.

Спустя некоторое время прискакал на огненно-рыжем коне сам Озернов.

— Батя! — взмолился он. — Дай хоть пять тысяч! Половина пулеметов и автоматов молчит, а в остальные заправлены последние диски!

— Патронов нет! Понимаешь, нет! — сердито ответил Коротченков.

— Не может быть! У вас есть НЗ! — горячился Озернов. — Мне нечем отбить атаку, а она обязательно будет: до вечера еще далеко. Не дадите патронов, пойду в атаку на коне, с саблей!

— Остыньте, комбат! В батальоне полтысячи гранат. С таким оружием можно отбить врага!

— Есть отбить врага! — уже другим тоном ответил Озернов, вскочил на коня и умчался к батальону.

— Как же ему все-таки помочь? — вопросительно посмотрел на меня Коротченков.

— Попробуем кое-что подсобрать.

Я знал, что раненые, попадая в госпиталь, не расстаются ни с оружием, ни с вещмешками, в которых хранят патроны. Послал Винокурова в санчасть, а сам взялся вытряхивать запасы штабников. Один только писарь Тиханкин высыпал на стол больше трехсот патронов к автомату. По стольку же нашлось у двух ординарцев. Кое-что на-скребли радисты. Винокуров вернулся из санчасти тоже не с пустыми руками.