Пригород мира

– Ух-ты, какой занятой человек, держите меня семеро… – отозвался Павел, – я одного в толк взять не могу, – заговорил он быстро, – дело в тебе или в твоих этих друзьях? И мы ведь не так мало знакомы, Кирилл, что с тобой сталось? Можешь и дальше копаться в своем телефоне, отправлять смски, у тебя отлично получается изображать пострадавшего. А я помню тебя другим. Я помню светлого и умного человека, я помню человека, у которого было будущее. А теперь? Посмотри на себя, ты же изменился до неузнаваемости. Ты же сам на себя не похож, и мне до сих пор не верится, что ты и тот Кирилл – одно лицо. Когда ты больше кривлялся: тогда или сейчас? Скажи мне, кто из вас настоящий?

Кирилл изменился в лице, но глаз не поднял.

– Мне не хватает того Кирилла. Он был моим единственным другом. Впрочем, ладно, не хочешь говорить, не надо, только появись завтра в школе и реши все свои проблемы, хорошо?

– Долго речь репетировал? – Запинаясь, ответил Кирилл.

На мгновение Павел даже растерялся:

– Подонок… – отозвался он и вышел из комнаты.

– Ну? – Встретила его классная руководительница на пороге учительской, даже не поздоровавшись.

– Он болен. – Гневно произнес Павел.

Вернувшись из школы, Павел тотчас же уткнется в подушку и попытается заснуть. Только дома он обнаружит, что ему пришли еще несколько сообщений, но он удалит их, так и не прочитав. В тот день он ничего больше не хотел слышать. Только после каникул Павел узнал, что Кирилл забрал личное дело и ушел из школы. Это известие Павел воспринял с грустью. Он, конечно же, пытался найти этому объяснение, но отчетливо понимал, что все его догадки так и останутся безосновательными. Никаких вестей от Кирилла больше не было. И как бы Павел ни злился, ему очень хотелось узнать, что сталось с этим человеком.

После каникул все постепенно начало возвращаться на круги своя. Жизнь начала входить в привычное русло. Не осталось больше эйфории от новых назначений и дел. Уже тогда его начали посещать первые серьезные размышления, однако, они оставались только грезами, так и не воплощаясь в письменном виде. Это были дни, которые тонули в серости. С одной стороны, Павла преследовало угнетенное состояние запыленности бытия, а с другой – привычности, постоянства и качественной его неизменности.

Все эти размышления затрагивали самые больные струны в его душе. Он сомневался, и чем больше ему приходилось находиться в этой едкой среде одиночества, тем сильнее были его сомнения. Бессонными ночами он мечтал о нормальной жизни, рисовал в своем воображении одни и те же похожие картины будущего, в которое ему хотелось бы попасть, но все эти мечты постепенно выцветали, таяли под непрекращающимися ударами осадных орудий действительности. Больше всего ему хотелось тепла в доме, знаете, такой совершенно неуловимой субстанции, которая занимает все возможное пространство и согревает всякого, кто в этот дом войдет. Эта субстанция родит уверенность в душе и чувство защищенности, обжитости мира. Он мечтал о радостных лицах, о жене и детях, о друзьях и спокойной старости. Но изначально светлые и радостные мечты постепенно приводили его к тяжелым размышлениям о том, что он решительно не знает, как можно обычную квартиру превратить в дом, и как можно вообще чувствовать в мире хоть какую-то устойчивость, и как можно в этом мире вообще любить.

Смешными кажутся мечты подростков с высоты огрубевшей взрослой жизни, но почему-то именно по ним порой так сильно тоскует душа. Они наивны, конечно, но зато вполне искренни и совершенно лишены повседневной мелочности. Эти мечты еще не знают, что в поту и слезах суждено человеку есть свой хлеб.

В это время Павел стал намного меньше читать, ибо книги не радовали его и не могли более заставить забыться, потеряться в волшебном мире литературы. Учеба перестала волновать. Впервые он ощутил, что мир не может быть всецело под его контролем, и это ощущение было настолько явственным, что отозвалось приступом удушья. Павел долго лежал и не шевелился, пытаясь восстановить дыхание. Мысли бились в его голове с такой бешеной скоростью, будто стремились пробить висок и выскочить наружу. И не только внешний мир казался бесконтрольным, но и внутренний. В один момент мысли приносили страх, в другой – разочарование в жизни. Дни после этих переживаний выкрашивались в пепельно-серый безжизненный цвет. Всякое разнообразие исчезало от праздника к празднику. А праздниками Павел считал школьные мероприятия, когда он не был один. В такие дни не хватало времени для раздумий, поэтому они казались как минимум терпимыми. Но таких дней было слишком мало.