Пригород мира

Матери Павла в этот день дома не было. Она в последнее время часто задерживалась на работе, сегодня же собиралась еще съездить к каким-то своим знакомым. Павел не знал, кого она собиралась навестить, да и не очень-то этим интересовался. Он сел в кресло и долго сидел перед выключенным телевизором, держа руку на телефоне. Позвонить нужно было уже давно, правда, совсем не хотелось. В один момент пальцы сами набрали нужный номер.

– Здравствуйте, а Кирилла можно?

– Это я. – Отозвался Кирилл с нотой нервозности в голосе.

– Привет, ну как съездил? Как дела, как настроение? Чего не позвонил?

– Да ничего, хорошо съездил. Отдохнул.

– А чего не звонил? – Павел начал нервничать. Ему показалось, что Кирилл делает ему одолжение тем, что до сих пор не повесил трубку.

– Да ты и сам мог бы позвонить.

– А я звонил – тебя дома не было.

– Ну да, я с друзьями встречался, много всего нужно было им рассказать.

– Я, видимо, уже не вхожу в их число. – Павел хотел бросить трубку, но рука его не послушалась.

– Мы сегодня у Антона встречаемся – приходи часам к семи-восьми, там поговорим, а то ты сейчас как-то не в духе, да? Что случилось-то?

– Ничего, вечером поговорим.

Павел быстро положил трубку. После, когда разговор сбросился, он еще ударил ей по столу, но быстро опомнился, и стал высматривать, не сломал ли он телефон. Телефон, впрочем, был в порядке. Павел же места найти себе не мог. Он был в ярости. «Поговорим-поговорим, – проносилось в мыслях, – так поговорим, что мало не покажется!».

Этот разговор весьма красноречиво характеризовал их отношения в тот период времени. Но, несмотря на все обиды, Павлу казалось, что не все еще потеряно. Антона Павел не очень хорошо знал, они только здоровались в школе и в компании Кирилла могли перекинуться парой общих фраз. Твердо о нем было известно, что он был футболистом и всегда участвовал в соревнованиях за школу. Павел же спортом не интересовался принципиально. Главное, он знал, что в компанию его пустят, хотя и не будут особенно рады. Он наспех написал записку матери, что скорее всего придет домой утром. Написал, что пойдет к друзьям и с ним все будет в порядке.

У Павла было замечательное свойство (о котором я, правда, уже упоминал): иной раз он настолько сильно уходил в себя, что, казалось, совсем отрешался от действительности. В такие минуты он, пребывая в каких-то своих размышлениях, мог совершенно терять нить происходящего, будто засыпал на какое-то время, а после неожиданно просыпался. И миг его пробуждения всякий раз наполнял душу какой-то гремучей смесью ужаса и восторга – сам Павел называл такие выпады нарколепсией, но никакой нарколепсии, конечно же, у него не было. Дело было в его прекрасном воображении, которое порой увлекало его иллюстрациями собственных мыслей. Причем уйти с головой в собственные размышления он мог совершенно в любой ситуации: на уроке или за ужином, на экзамене или посреди перекрестка, в магазине или в разговоре с матушкой. Иной раз от неожиданного пробуждения он совсем забывал, о чем только что думал, и от этого оставалось ощущение какого-то провала в памяти, но чаще всего эти его фантазии были настолько глубокими, что врезались в память и терзали душу сильнее некоторых действительных переживаний.

Такой вот провал и случился этим вечером: он очнулся в квартире Антона и даже не сразу понял, как здесь оказался. Резкость и осознание происходящего полностью вернулись через секунду, но даже этой секунды было достаточно, чтобы бросить Павла в холодный пот. На какой-то миг его пронзил ужас, и теперь он осматривался, как ошпаренный, позабыв все свои давешние размышления. Очнулся Павел в углу комнаты, сидя на маленьком стульчике опершись на старую табуретку, на которой стояла пол-литровая кружка пива. Спиртного на той вечеринке было много, хотя Павел тогда еще особенно не пил. Зал был основательно прокурен, ребята сидели на диване и смотрели какую-то дегенеративную юмористическую передачу. Они были изрядно пьяны, Павел вообще удивлялся, как после всего выпитого они еще держались на ногах. Впрочем, ходить им особо и не приходилось, а вот разговаривали они с трудом.

В этом бардаке Павел не сразу вспомнил, зачем он сюда пришел. Кирилл сидел на диване в какой-то совершенно неестественной позе. Его обнимала девушка, кажется, Оксана, она тогда училась в параллельном классе. Сначала Павлу даже показалось, что это и не Кирилл вовсе, он теперь с трудом узнавал в этом человеке своего друга, будто под вечер занавес упал, и бывшие актеры поменяли маски. Кирилл не был больше похож на того открытого эрудированного школьника, он был коротко острижен и выглядел очень агрессивно. Павел всегда понимал, что Кирилл отнюдь не так однозначен, как кажется, но вряд ли кто мог ожидать от него таких кардинальных перемен. Он несколько секунд смотрел Кириллу в глаза и отвернулся.