Пригород мира

– Даже в нашем провинциальном университете есть ученые достойные столичной кафедры. По крайней мере, все наши доктора защищали свои диссертации под руководством столичных профессоров. – Ребята обернулись. В дверном проеме стоял Владимир – брат Андрея. Это был высокий молодой человек, на вид лет двадцати пяти, с густой черной бородой и усами. Он прошел в комнату, пожал ребятам руки. – Окончи хотя бы первый курс, прежде чем так категорично заявлять.

– Боюсь, в таком случае мне придется дважды отучиться на первом курсе – второй раз в МГУ, – отозвался Андрей, – чтобы было с чем сравнивать.

– Не бойся. – Твердо ответил Владимир. – Пьянствуете?

Ребята переглянулись.

– Да ладно, я видел, как ты бутылку со стола убрал. Не беспокойся, я родителям не расскажу, вы, главное, не увлекайтесь, чтобы мне потом откачивать вас не пришлось. Вернусь через пару часов.

Владимир вышел, а ребята остались сидеть за столом в неловком молчании. Ярослав наклонился вперед и заговорчески прошептал:

– Спалились!

Андрей занервничал, но тут же взял себя в руки и как можно тверже сказал:

– Ничего страшного. Может быть, он и зануда, но прикроет.

Некоторое время ребята сидели молча, дальнейший спор потерял смысл, да и вообще появление Владимира несколько охладило пыл. Яр размышлял над чем-то своим, опустив голову. Андрей, напротив, был весел, на лице его горел румянец, глаза блестели. Он принес в комнату гитару и начал играть. Петь он, конечно, не особенно умел, но здесь это никому не мешало, Павлу даже понравилась его игра. Ему нравилось звучание гитары, какое-то совсем-совсем легкое и печальное.

Постепенно Павел начал выпадать в привычный алкогольный осадок (он всегда грустнел, когда выпивал), смотрел по сторонам, пытаясь отвлечься от настойчивого головокружения и тупой пульсирующей мысли, зачем же он напился. Павел гнал ее от себя, но она возникала в уме с завидным постоянством. Он не знал, какие мысли тревожат в эту минуту его друзей, да и вряд ли можно было бы догадаться, он плохо знал этих людей. Яр окончательно ушел в себя, размышляя, казалось, о судьбах мира, лишь изредка поднимая голову, Андрей играл и пел, правда, иной раз очень резко ломая настроение компании:

В этом театре теней погаснут все свечи,
И актеры уйдут, и закончится вечер,
Лишь печально с небес улыбнется луна.
И от первой секунды до последнего взгляда
Только знойное лето и печаль листопада,
В жизнь длинною дорога неизвестно куда.

«Каждый молчит о своем, – пронеслось в голове Павла, – у каждого из них есть о чем молчать». И это молчание, которое сквозило в песнях Андрея или в задумчивости Яра, показалось Павлу каким-то значительным и совершенно невыразимым, превращало их в вещь-в-себе, делало их совершенно отчужденными и непознаваемыми.

И не слышно речей в этом театре молчанья,
Где от радости встречи и до счастья прощанья,
Лишь короткие взгляды и пустой разговор.
И не прятать лица здесь не кажется сложным,
Но увидеть открытых здесь почти невозможно,
Кто чужой, а кто – нет, тихий слышится спор.

В этом театре заката, где воспета усталость,

Где в награду за смелость лишь спокойная старость,
Тишина слаще всяких похвал.
И за прожитый день не нашелся ответ,
Только горести нет, только радости нет,
Лишь наутро опять на распутье начал.

«И какие могут быть еще столичные университеты? – подумал вдруг Павел. – Я здесь-то, в родном городе, в компании людей, с которыми долгое время вместе учился, в конце концов, с которыми вроде неплохо знаюсь, чувствую себя совершенно чужим. Если уж и здесь я никому не нужен, то там, в столице, разве хоть одна живая душа сможет меня в толпе разглядеть?». От этих мыслей Павлу вовсе сделалось тошно и одиноко. Позже он будет вспоминать об этом вечере, когда через несколько лет сядет писать свои «дорожные повести».

– Чья песня? – задумчиво спросил Ярослав.

– Не знаю, – отозвался Андрей. – Какого-то местного поэта.

– Ох, уж эти провинциальные поэты, – выдохнул Яр.

Павел улыбнулся:

– Провинциальные не заслуживают внимания?

– Я не об этом, – поднял взгляд Ярослав. – Почему-то провинциальные песни всегда такие душещипательные и резкие, после них даже жить не хочется.

– А ты много таких песен слышал? Мне вот они порой нравятся, в них чувство какое-то особенное есть. – Мрачно заметил Андрей.