Много, очень много думал Васька, и промасленная кепочка редко валялась теперь без дела. Часами, нахлобучив ее на голову, сидел Васька в своем закутке и думал о соседе. Все было так непонятно, что от этого думания начинала болеть голова и казалось, что кто-то в кирзачах бродит внутри и пинает мозги сапожищами. И кто знает, что стало бы с Васькиной головой, если бы не пришла ему мысль устроить инженером на фабрику брата и приставить его к делу, чтобы уже никакая падла… далее Васькина мысль ускользала в дебри нецензурных слов.
Мысль эта была из тех, до которых только Васька и мог додуматься. Никому другому она просто не пришла бы в голову. А Васька думал трудно, но уж если додумывался до чего-либо, его было не переубедить.
Нутром, всеми печенками чувствовал Васька, что какие-то темные делишки крутятся на фабрике, и большая деньга плывет кому-то в руки. Вначале Васька думал, что заправляет этими делами Матрена Филипповна, — водились деньги у бабы, да ей-то сам бог велел греть руки, как-никак самая главная… Но, подумав так, откинул Васька это предположение. Слишком проста была Матрена Филипповна для такого дела. И так и этак намекал ей Васька, что знает о всех делишках на фабрике… Матрена Филипповна только хлопала глазами, не понимая, о чем он говорит.
Оставался Яков Гаврилович… Этот мог… Этот знал, наверняка знал что-то, но кто за ним? Вот чего не мог понять Васька. Механика-то была простой. Завод выдавал продукции больше, нежели писалось в план, а разница реализовывалась в пользу компаньонов. Это было понятно, но что понимать, если по всем статьям — Васька верил Матрене Филипповне — все сходилось на фабрике. Думая, что Васька просто хочет расширить свой умственный кругозор, Матрена Филипповна охотно называла все цифры, которые ловко выспрашивал он, и сейчас Васька знал: и сколько завозится на фабрику ниток, и сколько часов требуется для переработки их, и сколько должно получиться материи того или иного сорта. Все знал Васька, и все сходилось. Так где же найти трещинку в этом монолитном храме, воздвигнутом неведомым гением, чтобы самому просочиться через нее туда, выжить хозяина и самому получить все, что сейчас — Васька физически ощущал это — текло мимо.
Яков Геннадьевич, конечно, участвовал в этом деле, но был и еще кто-то, главный… Ведь не может же человек, загребающий такие деньги, жить, как живет сосед? Когда Васька видел Якова Георгиевича в пиджаке с потертыми рукавами, все в нем восставало против этой мысли.
Да… Много разного нужно было обдумать, и тяжелой делалась к вечеру голова.
И сейчас, рассматривая через окно стоящего во дворике молодого человека, думал Васька. Думал о том, зачем появился этот человек в их доме, что нужно ему от Якова Герасимовича, не он ли, этот парень, и есть — главный?
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Прохоров плохо провел нынешнюю ночь. Вчера после работы он с родителями пошел в гости к Кандаковым. После ужина отец сел писать с Кандаковым пульку, и Прохоров присоединился к ним, потому что Леночка еще не пришла домой, а увидеть ее и поговорить с ней Прохорову очень хотелось.
Леночка пришла, когда у Прохорова был явный выигрыш. Улыбаясь навстречу ей, Прохоров заказал мизер и сразу же открыл карты.
— А погодите, погодите! — остановил его Кандаков. — Мизер-то у вас, право же, ловленный…
А Прохоров даже и не посмотрел в карты партнеров. Не отрываясь, смотрел он на Леночку, надеясь, что та улыбнется ему, но нет… Леночка только поздоровалась общим «здрасте» и сразу прошла в свою комнату. Больше в течение всего вечера она так и не вышла к гостям.
Когда закрыли пулю и сосчитали, оказалось, что Прохоров проиграл пятнадцать рублей, почти все наличные деньги.
Было от чего расстроиться. В довершение всех неудач Прохоров проспал сегодня на работу.
Когда он проснулся, было около девяти часов.
Не умываясь — только натянул штаны и рубашку — он выбежал на улицу и сразу же столкнулся с молодым человеком, который так заинтересовал Ваську-каторжника.
С этим человеком Прохоров познакомился в Ленинграде в компании у н о в ы х з н а к о м ы х. Фамилия у него была странная — Бельё.
Прохоров не помнил, чтобы он приглашал Бельё, и очень удивился, увидев его.
— Ты ко мне?
— Н-н-да, — не слишком уверенно ответил Бельё.
— А я ухожу… — виновато проговорил Прохоров. — У меня на призывном пункте сегодня работа.
— Жалко… — уводя глаза, сказал Бельё. — Жалко. Хотелось бы поговорить, конечно.
Прохоров взглянул на часы.
— Нет! Нет! — испуганно остановил его Бельё. — Ради бога. Я только пригласить хотел. Мы сегодня семинар один проводим, так я и приехал пригласить.
— Это на Васильевском? — польщенно поинтересовался Прохоров.
— Н-нет… — Сегодня почему-то Бельё все время заикался. — Н-не совсем… Это только вечером определится. Ты мне позвони часиков в семь.
— Непременно. — Прохоров оглянулся. К остановке подходил автобус. — Ну, я поеду тогда…
Пожал протянутую руку и запрыгнул в автобус. Следом за ним втиснулся в дверь Васька-каторжник.
— Привет! — сказал он. — Кто это?
— А… — небрежно ответил Прохоров. — Знакомый один из Ленинграда.