Пригоршня праха. Мерзкая плоть. Упадок и разрушение

— Вечная история… — жаловался между тем Граймс. — Старина Граймс опять на мели. А тебя, приятель, кажется, можно поздравить? Везет же людям… — Он прошелся взглядом знатока по стеклянному полу, мягкой пружинистой мебели, фаянсовому потолку и стенам, обитым кожей. — Обстановочка на любителя, — заключил он, — но ты, надеюсь, будешь чувствовать себя как дома. Забавно, забавно, не думал здесь с вами повстречаться.

— Хотелось бы знать, — перебил его Питер, — чего вам надо от мамы.

— Счастье подвалило, — объяснил Граймс. — Вот как все вышло. Я смылся из Лланабы и не знал, куда податься. Перед отъездом я занял у Филбрика пятерку, еле на билет хватило, а в Лондоне с недельку пришлось потосковать. И вот сижу я как-то раз в кабаке на Шефтсбери-авеню, морда под бородой чешется, а на все про все осталось пять шиллингов, и вдруг вижу: на меня какой-то чудак уставился. Подходит он ко мне и говорит: «Капитан Граймс, если не ошибаюсь?» Я струхнул. «Нет, — отвечаю, — старина. Ошибочка вышла. Промашку даешь. Старина Граймс помер — утоп. За тех, кто в море, старик!» Встаю и иду к выходу. Тут я, конечно, сплоховал. Если я не Граймс, почем мне знать, что Граймс — покойник. Верно я говорю? А он и заявляет: «Очень, — говорит, — жаль. Я, — говорит, — слыхал, что старина Граймс сел в лужу, а у меня как раз подвернулась для него стоящая работенка. Ну да ладно… Давай лучше выпьем». И тут до меня дошло, кто это такой. Ведь это, думаю, Билл, парень что надо, мы с ним в Ирландии в одной казарме жили. «Билл, — говорю я, — да ведь это ты! А я думал — легавый…» — «Все нормально, старина», — отвечает Билл и рассказывает, что после войны попал в Аргентину и там нанялся… — тут Граймс замолчал, словно что-то вспомнив, — нанялся в одно увеселительное заведение. Ночной клуб, так сказать. На этой работе ему подфартило, и назначили его директором всех увеселительных заведений на побережье. Английская фирма. Теперь он приехал в отпуск, подыскать себе пару помощников. «Мне, — говорит, — разные там макаронники не годятся. Бабники все до одного». А нужны ему ребята, которые могут за собой последить, когда дело касается женского пола. Наша встреча — просто благодеяние божье. Я понимаю так, что фирму основал дедушка нашего юного Бест-Четвинда, а миссис Бест-Четвинд продолжает его дело — вот меня и послали к ней представиться, испросить ее согласия насчет моего назначения. Мне и в голову не пришло, что это та самая дама, которая приезжала в Лланабу, еще когда Пренди так лихо надрался. До чего все-таки тесен мир!

— Мама согласилась? — спросил Питер.

— Согласилась, да еще дала пятьдесят фунтов подъемных на дорогу и добрый совет в придачу. Этот день Граймс запомнит навсегда. Кстати, что нового у старины Пренди?

— Как раз сегодня я получил письмо, — ответил Поль и показал его Граймсу.

Дорогой Пеннифезер!

Благодарю Вас за письмо и прилагаемый чек. Нет нужды говорить, как огорчило меня известие о том, что Вы не продолжите Вашу работу у нас в следующем семестре. Я полагал, что нам предстоит длительное и плодотворное сотрудничество. В то же время я и вместе со мною мои дочери желаем Вам всяческого счастья в Вашей супружеской жизни. Надеюсь, Вы окажете влияние на Питера, дабы он продолжил занятия в нашей школе. На этого мальчика я возлагаю большие надежды: в будущем из него может выйти староста школы.

Пока что каникулы не принесли нам успокоения. Мне и моим дочерям досаждает молодая женщина ирландского происхождения, весьма уродливая и неблаговоспитанная. Она утверждает, что является вдовой несчастного капитана Граймса. В ее распоряжении находятся бумаги, которые как будто подкрепляют эту претензию. Полиция также не оставляет нас вниманием, задавая дерзкие вопросы касательно того, сколькими костюмами владел мой многострадальный зять.