Пригоршня праха. Мерзкая плоть. Упадок и разрушение

Дела Марго заключались в собеседованиях с молодыми дамами, желавшими наняться на работу в дансинги и кабаре. Не без некоторого сопротивления Марго разрешила Полю побывать на одной из таких бесед однажды утром. Делами Марго занималась в гимнастическом зале, который в ее отсутствие заново обставил коротышка Дэвид Леннокс, фотограф из отдела светской хроники. У входа по обе стороны стояли чучела бизонов. На полу лежал болотного цвета ковер в белую полоску, а по стенам висели рыбацкие сети. Люстры были в форме футбольных мячей, ножки мебели — в виде бит и клюшек для гольфа. По стенам расположились скульптурные группы, изображавшие спортсменов конца прошлого века, и портреты лучших баранов-производителей.

— Пошлость ужасная, — вздохнула Марго. — Но на девиц действует безотказно, а это главное. От мягкого обращения они быстро наглеют.

Поль сидел в углу (его кресло изображало надувную лодку) и восхищался деловитостью Марго. Утратив всю свою томность, она восседала за столом, покрытым шотландским пледом; ее перо повисло над чернильницей, вделанной в чучело куропатки. Марго казалась живым воплощением эмансипации. Одна за другой потянулись девицы.

— Имя? — спрашивала Марго.

— Помпилия де ла Конрадине.

Марго записывала.

— Настоящее имя?

— Бетси Браун.

— Возраст?

— Двадцать два года.

— Настоящий возраст?

— Двадцать два года.

— Стаж?

— Я два года работала в заведении миссис Розенбаум, мэм. На Джермин-стрит.

— Хорошо, Бетси, посмотрим, чем тебе можно помочь. Почему ты ушла от миссис Розенбаум?

— Она говорит, гостям требуется разнообразие.

— Сейчас мы все проверим. — Марго повернулась к телефону, стоявшему на пюпитре в виде боксерской перчатки. — Это миссис Розенбаум? Здравствуйте, это говорят из «Латиноамериканских увеселительных заведений». Что бы вы могли сказать о Помпилии де ла Конрадине?.. А-а-а, так вот в чем дело! Большое спасибо!.. Так я и думала. — Марго повесила трубку. — Увы, Бетси, в настоящее время ничего подходящего у нас нет.

Она нажала на кнопку, скрытую в глазу гипсовой форели, после чего вошла новая девушка.

— Имя?

— Джейн Граймс.

— Кто тебя сюда прислал?

— Один господин из Кардиффа. Он велел передать вам вот это. — Девушка достала изжеванный конверт и положила его на стол.

Марго вынула записку и прочла.

— Ага. Значит, ты раньше никогда этим не занималась, Джейн?

— Ни разу в жизни, мэм.

— Но ведь ты была замужем!

— Да, мэм, но было это на войне, и он был очень пьяный.

— Где теперь твой муж?

— Говорят, умер.

— Отлично, Джейн. Ты нас вполне устраиваешь. Когда ты можешь выехать?

— А когда надо?

— В Рио есть вакансия — я хочу заполнить ее к субботе. Туда едут две очень славные девочки. Хочешь с ними?

— С удовольствием, мэм.

— Тебе нужны деньги?

— Пригодились бы. Я хочу немножко послать папаше. Можно?

Марго вынула из ящика несколько банкнот, пересчитала их и написала расписку.

— Подпишись вот здесь. Твой адрес у меня есть. Завтра или послезавтра тебе принесут билет. Как у тебя с платьями?

— Одно красивое, шелковое. Но оно в Кардиффе, и остальные вещи тоже. Тот господин говорил, что мне выдадут все новое.

— Правильно. Я запишу. Обычный порядок такой: наш агент выбирает платья, а потом у тебя за них вычитают из жалованья.

Миссис Граймс вышла, а на ее месте очутилась новая девушка.

К обеду Марго устала.

— Эта, слава богу, последняя, — сказала она. — Ты очень скучал, мой ангел?

— Марго, ты чудо! Вылитая римская императрица!

— А ты, наверно, мученик первых веков христианства, милый…

— Нет, почему же, — ответил Поль.

— На той стороне улицы околачивается молодой человек, весьма смахивающий на твоего друга Поттса, — сообщила Марго, подойдя к окну. — И знаешь, дорогой, он остановил бедняжку, которая только что была тут, она еще хотела взять с собой братика и дочек.

— Значит, это не Поттс, — зевнул Поль. — Одного я никак не возьму в толк, Марго: почему ты нанимала как раз тех девушек, у которых совсем нет опыта? Самым неопытным ты обещала самое большое жалованье.

— Разве? Наверно, это потому, милый, что я сегодня безумно счастлива.

В эту минуту Поля вполне удовлетворило такое объяснение, но, возвращаясь к нему впоследствии, Поль вынужден был признать, что поведение Марго в гимнастическом зале никак нельзя было назвать беззаботным.

— Давай пообедаем в городе, — предложила Марго. — Мне надоело сидеть дома.

Они перешли освещенную солнцем Беркли-сквер. На крыльце стоял ливрейный лакей. По Хей-хилл протарахтела тележка шляпника, украшенная королевским гербом; на козлах восседал человек в фуражке с кокардой. Толстая дама, развалившаяся в старомодном открытом автомобиле, кивнула Марго; так, наверное, здоровались при дворе принца-консорта. Казалось, весь Мейфер пульсирует в такт с биением сердца мистера Арлена[76].

За соседним столом в «Maison basque»[77] сидел Филбрик и кушал горьковатую мелкую землянику, которая не стоит ни гроша в Провансе, но обходится в целое состояние на Довер-стрит.

— Что ж вы ко мне не заглядываете? — сказал он. — Я тут устроился неподалеку, в «Беттсе».

— Говорят, вы покупаете Лланабу? — спросил Поль.