Ладно, подумала Дайана, ладно, давай сделаем так. Она хотела произнести это, но ей недоставало способности выталкивать из себя синие звуки. Они были подобны камням на берегу, которые постоянно обтачивают волны и синее движение. В конце концов существуют лишь синие повторения, осознала Дайана. Возможно ли, чтобы из этих связей образовались иерархии и в вечностях толченого синего стекла в конце концов возникли представления о верхе и низе, востоке и западе? Неизбежно ли, чтобы нравственность изобретала сама себя, слыша шепот хорошего и дурного прямо за синим плечом?
— Ты говоришь — да? — спросила Карлотта Мак-Кей. Она расхаживала туда-сюда в красных бразильских туфлях на шпильках. Внезапно остановилась и придвинула свое бледное нарумяненное, как у театральной актрисы, лицо слишком близко к лицу Дайаны. — Моргни один раз, если да.
Это древние коридоры, поняла Дайана, синие извивы, в которых обитает изящество. Здесь мы вращаемся, как планеты, рождаемся и умираем в одиночестве, отделенные от всего своими собственными световыми годами. Здесь совершаем прыжок в чистую синеву, открываем для себя веру, горизонты и изваяния. Именно здесь мы зажигаем свечу и задуваем пламя.
Дайана Бэрингтон моргнула. Действие показалось ошеломляющим и странным, почти квинтэссенцией всех прежних подходов, мнений и решений. Оно было сложным и утонченным, как миграция китов или балет. И все было синим.
— Тебе было холодно вчера. Тебе и сейчас холодно? — настойчиво спрашивала Карлотта.
Карлотта вглядывалась в ее глаза. Дайана Бэрингтон заставила себя моргнуть. В бесцветной дали, в синеве разврата и изнеможения, Карлотта проявлялась необычайно ясно и выглядела до странности большой. Она могла бы быть недавно сдвинувшимся с места айсбергом. Она была почти такой же, как поле одеяла в ее руках. Она наклонилась и обернула одеялом плечи Дайаны.
— В Неваде тебе будет тепло, — сказала ей Карлотта. — Будет не меньше ста десяти градусов.
Сто десять, стремилась повторить Дайана. Сто десять — строгое утверждение, но утверждение чего? В конечном счете существуют лишь оттенки синего, разбивающиеся у твоих ног, похожие на десять тысяч пальцев протянутой в мольбе руки только что появившегося синего божества. В конечном счете существуют лишь остановленные сумерки и натиск нежных сверкающих синих превратностей, священных часов и способов, которыми люди чистят зубы.
— Ты не можешь просто сидеть в кухне на полу и дрожать, — решила Карлотта. — Не шесть же недель. Меркурий, штат Невада, вылечит тебя.
— Ладно. — Дайана сумела вытолкнуть символы из пустоты своего рта. — Хорошо. — Она обрела способность говорить, развила метод, установила порядок вещей, их параметры, изобрела звуки и язык.
Опустошенная, Дайана откинулась и прислонилась к прохладной кафельной стене своей кухни. Она бы заснула, если бы Карлотта не расхаживала рядом, яркие туфли на шпильках едва не задевали ее, сидящую на полу, закутанную в одеяло.
— Тебе придется добраться до правительственного здания. Тебе надо принять душ, вымыть голову, найти спальный мешок, упаковать продукты. Тебе понадобятся фонарь и фляжка. Придется совершить усилие. Придется сделать эти элементарные вещи, иначе я сочту, что ты слишком больна для этой затеи, — говорила Карлотта.
Карлотта разглядывала золотой циферблат своих наручных часов. Часы из Франции. Дайане удалось это вспомнить. Ремешок был сделан из кожи какого-то исчезающего вида птиц или ящериц. Возможно ли, чтобы циферблат часов ее лучшей подруги был каким-то образом связан со шкалой температуры? Имело ли это что-нибудь общее со ста десятью синими утверждениями? Были ли время и климат также одним целым?
— Тебе придется совершить усилие, — втолковывала ей Карлотта, расхаживая на своих неправдоподобно красных и острых каблуках. — Я все для тебя устрою. Быстро собирай вещи, иначе я позвоню в «скорую».
Позвони им, подумала Дайана Бэрингтон. Я слишком больна для этого.
— Поднимайся, иначе я звоню, — сказала Карлотта Мак-Кей.
Дайана встала. Карлотта Мак-Кей что-то делала. Она записывала элементы требуемой процедуры. Каждому пункту был присвоен свой синий номер. Ей полагалось принять душ, накрасить губы, сложить разные предметы в холщовую дорожную сумку и вести машину по бульвару Сансет к Вествуду. Ей следовало поставить машину позади правительственного здания. Карлотта найдет ее и поможет. Карлотта будет сидеть рядом и читать вслух стихи. Дайане следует совершить это усилие, иначе Карлотта позвонит в «скорую помощь».
— Ты сделаешь это? — спросила Карлотта, и голос ее был нежен. Карлотта всматривалась в синюю решетку ее глаз, ища намека на связь. — Ты сделаешь это для меня?
Круг синевы, думала Дайана, вот так вода и перебрасывает время через жидкие вечности. Вот так море останавливается, как зачарованное. Таков Кауэй, где в Тихом океане медленно смешиваются цвет электрик и синева дистиллированной прозрачности. К этому возвращаешься, как к опиуму. Время не движется. Все прощено.
— Мне надоело тебя терпеть, — сообщила Карлотта Мак-Кей.