Пригоршня тьмы

Один из инструкторов по ориентированию отодвинул бабенку ладонью, и они вошли в квартиру.

Хозяйка молчала, видимо понимая, с кем имеет дело.

Вспыхнул свет. На тахте лежал искомый Паша. Он сонно приподнялся, но, увидев вошедших, сел и мутным взглядом посмотрел на них. Шея его была перевязана бинтом.

Дима потянул носом воздух и констатировал:

– Нажрался! Ты, гад, водяру жрешь, а ларек спалили. Рассказывай, что там случилось? – Паша открыл рот, но из него вырвалось только хрипение.

– Чего дуру гонишь?

– Он говорить не может, – вмешалась жена, – избил кто-то его, горло сильно повредил. Еле до дома доковылял. А водки выпил, потому что боль была нестерпимая.

– Его? Избили? – Дима недоуменно посмотрел на сопровождающих. – Пашеньку нашего грохнули… Кто же тебя, Паша, обидел и почему ты сначала ко мне не пришел?

Паша пальцем показал на горло.

– Дай ему бумагу и карандаш, пускай дает показания в письменном виде, – приказал Дима женщине. – Пиши, Пашенька, кто тебя бил и за что… Подробно пиши, как в ментовке.

Через пятнадцать минут Дима читал каракули Паши.

– Избил его какой-то бабай, – сообщил он сопровождающим. – Было их двое, но дрался один. Якобы каратист. Посмотреть бы на этого каратиста. О причине разборки пусть расскажет Зинка. Зинка в больнице, обгорела она, – сказал он Паше. Тот понурил голову. – Ладно, – сказал Дима, – ты, Паша, проявил своего рода героизм. Не твоя вина, что драться не умеешь, но за тебя нужно отомстить и за киоск тоже. К тому же сгорели материальные ценности, фирме нанесен убыток. Его нужно возместить. Нанесен также моральный урон. Пострадала женщина, мать троих детей. Да и ментам будет повод обвинить нас в несоблюдении правил торговли. Одним словом, виновника нужно найти. Найти и покарать, чтобы другим неповадно было. Значит, говоришь, то есть пишешь, что не знаешь этого каратиста? Может, Зинка знает? Едем к ней!

– Так поздно же, не пустят, – сказал один из сопровождающих.

– Пустят! – уверил его Дима.

Была глубокая ночь, когда «Москвич» остановился возле железнодорожной больницы, куда поместили пострадавшую.

– Ждите меня в машине! – скомандовал Дима. – Постараюсь недолго. – Он некоторое время стучал в освещенную дверь приемного покоя, потом ему открыли, и он исчез в здании.

Появился Дима минут через тридцать. Молча сел в машину, завел двигатель и тронулся.

– Ну? – спросил сидевший рядом.

– Загну! Эта лярва тоже ничего не знает. Виновата, конечно, она. Покупательница, какая-то татарка, вернула товар – пачку чая. Зинка, конечно, деньги отдавать не захотела. Начался скандал. За татарку заступился ее соплеменник. Словом, ковбои и индейцы.

– Какие индейцы?

– Это я так… Аллегория… Словом, виноваты нацмены. Что мы знаем о нацменах?

Никто не проронил ни слова.

– Зинка сказала, что вроде бы встречала этого парня на Шанхае.

– Кто-то трепался, что на Шанхае недавно появилась крутая команда. «Тигры» какие-то, – сказал тот, что сидел сзади.

– «Тигры»? Так. А кто говорил, не помнишь?

– Братан у меня живет на Шанхае, вроде он…

– Едем к братану!

– Так спит же он.

– Братан пьет?

«Инструктор» хмыкнул.

– В багажнике стоит ящик водки. Бутылка ему. Время не терпит.

Они долго петляли по каким-то мрачным закоулкам. Родственник в потемках не мог найти хибару, в которой жил брат. Машина прыгала на ухабах. Из-под колес выскакивали ошалелые кошки. Наконец обиталище брата было разыскано.

– Вроде здесь, – неуверенно сказал парень.

– А еще инструктор по спортивному ориентированию! – Дима выматерился и вылез из машины.

Стучали не меньше получаса. Колотили и руками, и ногами, разбудив всех собак в поселке. Наконец раздался злой встревоженный голос:

– Кто там?

– Это я, Серега.

Послышались непечатные выражения и вопрос:

– Чего надо?

– Дело есть.

– Какое в четыре часа ночи дело?

– Выпить принесли, – вмешался Дима.

– Выпить? – Грозные интонации тут же сменились на удивленно-радостные. – Это клево! Сейчас открою. – Забренчали крючки и цепочки, и на пороге возникла небритая личность. Увидев, что, кроме брата, имеются еще двое, небритый отпрянул, но тут же нахально спросил:

– Где кир?

Дима достал из-за спины бутылку водки.

– Отлично, мужики, – небритый в предвкушении удовольствия потирал руки, – я сейчас. – Он убежал. Где-то звякнула посуда, и небритый снова был в комнате. В руках он умудрился принести четыре граненых стакана, большой ломоть хлеба, несколько перьев зеленого лука и пучок редиски. Дима брезгливо поморщился, но промолчал.

Он осмотрелся. Обстановка жилища была более чем скромная: старинная железная кровать, кое-как укрытая солдатским одеялом, почти антикварный круглый стол с остатками ужина да еще телевизор. Из роскоши здесь присутствовал громадный плакат с изображением певицы Саманты Фокс, чьи обнаженные груди вызывали невольное уважение. Саманта снисходительно смотрела на присутствующих, как бы говоря: мне бы ваши заботы.

– Наливай, – сказал хозяин, – чего ждешь?

Дима прекратил созерцание грудастой певицы и посмотрел на «инструктора».

– Объясни человеку.

– Мы, Колек, не пить пришли, а по делу.

Братан снова посуровел.

– По какому делу? А бутылка зачем?