Пригоршня тьмы

– Да неужели? – усмехнулся Дима. Он махнул поднятой рукой и бросился на землю. Грохнул выстрел. Ринат упал. Дима быстро вскочил и рванулся к дому. Из кустов прогремела очередь, и он рухнул головой вперед в калитку, так и не успев преодолеть ее. Засевшие в доме мгновенно втащили своего предводителя, и вход захлопнулся. «Тигры» тоже подхватили Рината. У того была прострелена голова. Некоторое время они растерянно стояли над трупом своего вождя.

– Эй! – донеслось из-за ворот. – Закончим? Мы – вашего, вы – нашего.

С гибелью Рината воинственный пыл у «тигров» полностью пропал. Подхватив бездыханное тело, они отправились восвояси.

Шебалин и Бузыкин весь день проболтались по городу, пытаясь найти Машу или хотя бы ее следы. Но – безрезультатно. Девочка и ее похититель как в воду канули. В момент начала беспорядков следователи снова были в горотделе. Сперва от них равнодушно отмахивались, словно кто-то распорядился не оказывать им никакой помощи, а вскоре действительно стало не до них. Во дворе горотдела внезапно появился взъерошенный Крюков. Лицо его было в крови, китель распахнут, в руках он держал автомат. Потом из здания стали выбегать вооруженные милиционеры.

– Что происходит? – спросил Шебалин у одного из них.

Тот пожал плечами.

– Сам ничего не знаю, рассказывают, что толпа бандитов движется к центру, громя все на пути. Начальника видели? Еле, говорит, отбился. Их тысячи!

Сначала эта странная информация не произвела на Шебалина особого впечатления. У страха глаза велики. Хотя вид у Крюкова действительно был жуткий.

– Пойдем-ка за ними, – сказал он Бузыкину. – Интересно, что это у них тут происходит…

Тем временем возле здания городского совета собралась огромная толпа. Часть пришла из Шанхая, часть присоединилась по дороге. Но большинство подошло в последние часы, привлеченное слухами о каком-то мятеже. Люди толпились на площади, недоуменно спрашивая друг друга: что происходит. Еще больше смущал их вид оружия у нескольких юнцов, а также большое количество милиции, собравшееся на противоположной стороне площади. Никто ничего не понимал. Говорили, что на Шанхае сожгли чей-то дом и кого-то убили. Но почему сожгли и почему убили? Многие, так и не удовлетворив любопытство, хотели уйти, но почему-то не могли это сделать. Ноги, казалось, сами тянули их назад. Они переходили от одной группы к другой, слушали странные и страшные разговоры, ужасались, недоумевали и тем не менее оставались на площади.

Всеобщее внимание привлекла горбунья. У нее появились новые сторонники: какие-то мрачного вида тетки, размахивающие зонтиками, старики в потертых пиджаках и лоснящихся от ветхости брюках, странные молодые люди с поблескивающими истеричными глазами наркоманов. Все они выкрикивали какие-то лозунги и призывы, часто совершенно противоположные. Но подавляющая часть присутствовавших на площади не понимала, что же нужно делать и чего требовать?

Шебалин с Бузыкиным тоже переходили от группы к группе и тоже ничего не могли понять, однако напряжение, в котором находилась толпа, ощущалось очень явственно. Оно, казалось, рождалось зноем. Шебалин то и дело поглядывал на небо в надежде, что вот-вот разразится гроза и народ естественным образом разойдется. Но тучи, хоть и не рассеивались, долгожданного дождя не проливали.

– Расходитесь, расходитесь! – раздался неожиданно усиленный радиоустановкой голос.

Толпа подалась вперед.

Шебалин с Бузыкиным вместе с ней оказались перед линией милиции и людей в штатском, вооруженных дубинками и автоматами.

– Еще, чего доброго, начнут стрелять, – предположил Бузыкин, – уж больно они агрессивны. Я только одного не пойму: чего хотят все эти люди?

Шебалин недоуменно пожал плечами:

– Сие и для меня тайна. Видел, кое у кого есть автоматы? Видно, и впрямь кого-то из милиции разоружили.

– Сдайте оружие и расходитесь, – снова донесся из громкоговорителя знакомый голос.

– Да это же Крюков! – понял Шебалин.

Вопреки угрозам, а может, и под их влиянием, толпа не расходилась. Напротив, она, казалось, сплотилась, обрела некую цельность. Главным заводилой была по-прежнему Амалия. Всклокоченные седые волосы, растрепанная одежда, горящие неистовой ненавистью глаза делали ее похожей на фурию.

– Посмотрите! – кричала она в свой рупор. – Вот они – опричники продажной власти, ее цепные псы! Они готовы стрелять в народ! Так же, как когда-то расстреливали народ царские холуи. Чтобы удержать власть, они готовы пролить реки крови. Но это им не удастся! Вырвем оружие из рук своры! Повернем его против них. С Калинска начнется возрождение власти народа, а не кучки продажных негодяев и перерожденцев!

– Нужно выбираться отсюда, – тревожно сказал Шебалин, – а то ведь действительно может что-нибудь произойти. Мне кажется, ни та, ни другая сторона не понимают, что делают. Какое-то всеобщее ослепление.