Пригоршня тьмы

По стволу сосны на землю сбежала белочка и бросилась в заросли папоротника.

– Лови ее! – услышала Рита голоса позади себя. Она обернулась и обнаружила, что приближается стайка мальчишек примерно Машиного возраста. Их было человек пять, с перьями в волосах, с луками в руках. Они явно играли в индейцев. Лица ребят были раскрашены яркими красками и имели свирепое выражение, луки были натянуты. В заросли полетел рой стрел. Ребятишки бросились в траву вслед за стрелами, но белки, конечно, там не было.

– Убежала! – досадливо закричали они.

– Ничего, здесь их много, – подзадорила Маша. – Вы, мальчики, поищите, наверняка еще найдете. Только стреляете вы плохо. Косо!

– Ну ты! – воскликнул самый старший парень. – Будешь тут указывать!

– Я не указываю, а только говорю. Если бы вы хорошо стреляли, то подбили бы белку. А так…

– Маша, – одернула ее Галина, – что это ты такое говоришь? Разве можно стрелять в белок?

– А почему нет? Вот у мамы есть беличья шуба. На нее ушла не одна шкурка. Белки же не сами пришли к тому человеку, который шьет шубы, и не сказали: возьмите наши шкурки! Их тоже кто-то убил, чтобы сшить для мамы шубу. Убил, конечно, настоящий охотник, не то что эти! – Она посмотрела в сторону мальчишек, внимательно слушавших весь разговор.

– Мы хорошо стреляем, – вновь сказал старший, – вот смотри.

Он прицелился в ствол сосны и спустил тетиву. Стрела в дерево не попала. Маша ехидно засмеялась.

Мальчишки стояли явно обескураженные. Некоторое время они топтались на месте, потом повернулись и пошли восвояси.

– И все же мы умеем стрелять! – неожиданно выкрикнул другой мальчик, поменьше ростом, и натянул лук. Рита заметила, что в конце его стрелы вделан острый длинный гвоздь. И еще она краем глаза различила в соседних кустах какое-то движение, неясно мелькнул силуэт мужчины со странным, точно вырезанным из темного дерева лицом. Несколько секунд мальчик целился в сосну. Внезапно он резко повернулся и выстрелил.

Время, казалось, замедлило свой бег и стало подобно текущей в равнинном русле неспешной воде.

Рита отчетливо увидела, как острый наконечник стрелы приближается к ее лицу все ближе и ближе. Но и она сама застыла, скованная тем же временным потоком. Уклониться не было никакой возможности. Стрела вошла в ее левый глаз, и страшная боль пронзила все ее существо.

Наконечник проник глубоко в мозг, и Рита почти не страдала. Последнее, что она увидела, был торжествующий взгляд Маши. Потом все начало расплываться, и наступила тьма.

Некоторое время мальчишки остолбенело смотрели на упавшую женщину, потом стремглав бросились бежать.

Галина не сразу поняла, что случилось. Она в недоумении взирала на лежащую под сосной на сухой хвое американку, на торчащую из ее глаза наподобие какого-то странного отростка стрелу и судорожно открывала и закрывала рот, пытаясь осмыслить происшедшее. Она тоже заметила какую-то возню в кустах, лицо мужчины, в котором безо всякого удивления узнала Прошу. Галина восприняла этот невероятный факт совершенно равнодушно и продолжала тупо таращиться на побелевшее лицо Риты. Из глазницы по щеке девушки медленно стекала тонкая струйка крови. Потом она перевела взгляд на девочку, стоящую рядом с ней. Мордашка девочки сначала выражала некоторую растерянность, но тут же она стала менять свое выражение. Казалось, Маша гримасничала и вот-вот готова была заплакать. Но очень быстро лицо застыло и превратилось в подобие маски. Она холодно смотрела на лежащий перед ней труп и чуть заметно улыбалась.

Внезапно Галина поняла, что с девочкой произошла разительная перемена. Ей почудилось, что от Маши исходит сияние, которое даже сильнее света дня. Но сияние это было не светлым и чистым, а вроде темного, сверкающего изнутри облака, окутывающего ее с ног до головы. Впрочем, может быть, ей просто показалось? Или сознание, потрясенное всеми этими событиями, дало сбой?

Галина отвернулась от трупа и внимательно посмотрела на девочку. Та тоже быстро взглянула на нее, и Галина вдруг почувствовала невероятную любовь к этому ребенку. Волна странной нежности, волнения, восторга от того, что она смеет находиться рядом, бесконечного обожания захлестнула ее. Перед ней стояла маленькая богиня. Ее богиня!

По хвое почти неслышно прошелестели шаги, и рядом с ними возник Проша. Он тоже некоторое время взирал на распростертое тело. Галина с тревогой посмотрела на него, опасаясь, не сделает ли он что-нибудь плохое ее богине, но тут же поняла, что Проша обожает девочку не меньше, чем она.

Маша, как и остальные, тоже разглядывала лежащую на земле. На ее лице не было ни отвращения, ни страха, ни печали. Скорее его можно было назвать равнодушным, но и это определение передавало смысл неточно. Так может смотреть человек на случайно раздавленного муравья. Потом она взглянула на своих спутников. На лице ее читалось плохо скрытое презрение.

– Ну вот и все, – констатировала она. – Плохой слуга хуже, чем предатель. А она была и тем, и другим. А вы?.. – Она вопросительно и требовательно посмотрела на них.