Список, точнее, алфавит в «Азбуках» Пригова, как и в букварях или энциклопедиях, которые вводят в «национальную культуру», составляет «филологическое сообщество». Такое сообщество формулирует условия для этого составления или производит его постфактум. Таким образом, посредством знака (шибболета!) или серии знаков не только оформляется принадлежность к какому-то языковому обществу, но и выполняется как минимум косвенная адресация к учреждениям, которые упорядочивают подобную принадлежность. Если обратиться к следующему слою значений политической принадлежности («Янки гоу хоум!», «Но пасаран!»), то знаки-шибболеты этого слоя будут ассоциироваться с «политической грамматикой».
В обоих случаях появление шибболетов в кириллице, т. е. в виде азбучного алфавита (букваря, Большой советской энциклопедии), делает правописание соединительным звеном между слоями и переводит шибболет в письменный вид. Причем на перевод «Yankee go home» в «Yahnki Gou Khoum» также влияет и (неправильное, но русское и, таким образом, все-таки правильное) произношение этой фразы. Именно на это нужно обратить внимание при переводе.
Можно допустить и предположение, что шрифт как шибболет в азбуках Пригова соответствует дате как шибболету в дерридеанском анализе произведений Делана. Анализируя оба «стиха-шибболета» Поля Делана («Шибболет», «In Eins»), Деррида показывает, что саму дату — точнее, день года (в данном случае 13 февраля) — и называние этой даты можно сравнить с кодированием, похожим на шибболет: речь идет о воспоминании об этой дате, которое поддерживается определенным обществом и делает ее похожей на наречие.
Цитата по-немецки и по-русски
Эти первые строки стихотворения «In Eins» Деррида комментирует следующим образом:
«С самого названия и первых слов цифра, как и дата, оказывается включенной в стихотворение. Они предоставляют доступ к стихотворению, которым они являются, но доступ зашифрованный.
Эти первые строки зашифрованы и в другом смысле: они непереводимы более, чем остальные»[624].
Не языковые трудности, а дата как шибболет, как воспоминание, которое принадлежит определенному обществу и может быть извлечено этим обществом из стихотворения, делает строки Целана «непереводимыми».
Когда мы говорим о шибболете, т. е. о засекреченном или числовом шифре, мы говорим об уникальной власти, которая уникальным образом уплотняет дату. Это открывает доступ к памяти, к будущему даты, к ее собственному будущему, но также и к самому стиху.
И Пригов, и Целан используют слова «но пасаран». Деррида читает и «переводит» «но пасаран» Целана как «шибболет для республиканского народа» Испании во время гражданской войны 1930-х гг. Деррида пишет, что слова «но пасаран» написаны курсивом. Если Пригов пишет свой «но пасаран» кириллицей, а точнее, в качестве разработки кириллической буквы «Н», то его действия в каком-то смысле противоположны тому, что делает Целан, когда записывает «но пасаран» курсивом, маркируя, таким образом, эти слова как язык оригинала. Пригов русифицирует и советизирует «но пасаран», в то время как Целан при помощи курсива оставляет эту фразу эмфатически в оригинале. Пригов делает эти слова частью собственности русской культуры (так же как и те свыше 500 тонн золота, которыми испанские республиканцы заплатили за оружие Сталину). И если этим высказыванием, этим заикающимся высказыванием можно освободить мысли, то перед нами удивительное возвращение этих слов в Москву.
Но здесь инсценируется именно та правильность, которая лежит не столько в языковой, сколько в дискурсивной области. С точки зрения дискурса выражение «Yahnki Gou Khoum» надо произносить именно по-русски, но не на русском, который подражает американскому, т. е. делает именно то, что он требует: «The Yankee Goes Ноте».