– Ну ладно, – произнесла, наконец, Эвьет. – Расскажи мне все, что знаешь про остальных убийц, и я, может быть, позволю тебе умереть.
– Девушку зарезал Лукас, – поспешно ответил Контрени. – Но он уже умер. Той же зимой, от гангрены…
– От гангрены? Хорошо. Надеюсь, он мучался. Кто убил маму и Филиппа?
– Женщину… я не помню, как его звали… АААА!!! Говорю же, не помню!
– Вспоминай, – Эвелина снова занесла ногу.
– На "М" как-то… Матеус… или Маркус… Да, точно, Маркус. Но я больше ничего про него не знаю. Он был в нашем отряде недолго…
– Как он выглядел?
– Ну, плечистый такой… волосы темные…
– Особые приметы? Шрамы, родинки?
– Не видел… на лице точно не было…
– А убийца Филиппа? Старшего юноши?
– Я не видел… Клянусь всеми святыми, я не видел, кто его убил!
В этом крике было столько ужаса перед новой болью, что Эвьет, похоже, поверила.
– Ладно, – вздохнула она. – Кто вами командовал?
– Грегор Марбель. Чернявый такой, кудрявый… с визгливым голосом…
– Я его хорошо разглядела, – мрачно отметила Эвелина. – Где он сейчас?
– Откуда мне знать… где-то в армии, если еще жив… Клянусь, два года о нем не слышал!
– Ну допустим… – Эвьет с брезгливой тщательностью вытерла подошву сапожка о булыжник. – Дольф, у тебя еще есть к нему вопросы?
– Нет.
– У меня тоже. Счастливо оставаться, Робер. Кажется, тебя ожидает трудный день.
– Вы же обещали! – взмолился Контрени.
– Я? – непритворно удивилась баронесса. – Я сказала "может быть". И потом, я сказала, что позволю тебе умереть, но не обещала, что помогу это сделать. Идем, Дольф.
Когда мы отошли на несколько шагов, Эвелина вдруг обернулась.
– А знаешь что, Робер? – она специально называла его просто по имени, подчеркивая его низкое происхождение. Но он посмотрел на нее с надеждой, похоже, вообразив, что она передумала.
– Ты совершенно зря тратил время на придумывание своего герба, – улыбнулась баронесса. – У тебя никогда не будет сына. Дворянский род Контрени закончится здесь, на этой площади.
Казалось бы, уж это обстоятельство должно в последнюю очередь волновать человека, корчащегося в агонии на собственных кишках. Однако этот финальный удар пришелся точно в цель. Мука, отразившаяся на лице вчерашнего простолюдина, положившего столько усилий, чтобы пролезть в аристократы, была, казалась, даже сильнее его физических страданий.
Примерно через четверть часа, не встретив больше никого из живых (хотя таковые наверняка были, но, вероятно, отсиживались по подвалам и прочим укрывищам), мы подошли к восточной надвратной башне. Выход был открыт. На левой створке внутренних ворот было крупно и размашисто, с потеками, написано кровью: "ЛЕФ ПРАВИТ", на правой – "ЗА КАМПЛЕН!" Писавшие явно не слишком хорошо владели грамотой. Здесь же валялось несколько отрубленных рук, очевидно, послуживших им малярными кистями.
Соблюдая меры предосторожности, мы вышли из города, но опасения были напрасны – вокруг, насколько хватало глаз, не было ни души. Мы зашагали на восток по той самой дороге, что всего два с половиной дня назад привела нас в Лемьеж. Эвьет вдруг остановилась, решительно сняла мокрые сапожки и пошлепала дальше, неся их в руке. У меня было искушение последовать ее примеру, но я не решился – все же я не ходил босиком с детства и не был уверен, что в случае чего смогу бежать без обуви столь же проворно, как в сапогах. Солнце уже вовсю припекало, обещая быстро высушить нашу одежду; однако у меня не было никакого желания маячить посреди проезжего тракта, так что, дойдя по первого же леска, мы свернули под сень деревьев, в столь неприятную для людей в мокрых костюмах прохладу, которую только усугублял блуждавший в листве ветерок. Поначалу мы шли весьма резво, подгоняемые как возбуждением от всех событий последних часов, так и простым желанием согреться, но затем усталость после насыщенной всем, кроме спокойного сна, ночи стала брать свое. Я заметил впереди и слева просвет в листве, и вскоре мы вышли на залитую солнцем овальную поляну, заросшую высокой травой. Эвьет охотно поддержала идею устроить там привал.
Мы нарвали травы (я попытался было косить ее мечом, сидя на корточках, но убедился, что это не слишком удобно) и собрали ее в кучу в центре поляны, устроив себе мягкую лежанку. Я разложил сушиться на солнце свою рубашку, волчью шкуру и вещи из сумок; рядом поставил нашу обувь, набив ее травой изнутри. Эвьет уже улеглась на импровизированном ложе в компании со своим арбалетом и довольно потянулась, как человек, честно заработавший хороший отдых после трудного дня.
– Ты удовлетворена? – спросил я, ложась рядом.
Ей не требовалось уточнять, о чем речь.
– Это первый, – спокойно ответила девочка. – Начало положено.
– Но, надеюсь, ты не собираешься теперь гоняться по всей стране за этими Марбелем и Матеусом?
– Маркусом, – поправила Эвелина. – Нет, я помню про главную цель. Но я и за Контрени гоняться не собиралась. Повезло один раз – может повезти еще.