Приговор

Охая и причитая, людоедка полезла вверх по лестнице – вполне, впрочем, шустро, ибо сразу же за ней шел я, подгоняя ее мечом. Эвьет замыкала процессию; свой факел она, по моему совету, бросила на земляной пол.

Увидев, что путь к ведру лежит через огонь, старуха испуганно крякнула и попыталась попятиться. Но я от души ткнул ее горящим факелом в зад, и она с воплем устремилась в нужном направлении. От моего тычка ее юбка не загорелась, но, когда она пробежала через пламя, подол занялся. Не переставая кричать, старуха с молодой прытью схватила ведро и щедро плеснула на пол. На месте огня с шипением поднялся пар.

Я отшвырнул свой факел в противоложную выходу сторону и, присев, скомандовал Эвьет: "Цепляйся за меня!" Она и сама понимала, что по только что горевшим доскам лучше не бегать босиком, так что без возражений обхватила меня сзади на шею и плечи, а я, в свою очередь, подхватил ее под коленки. В таком виде мы выскочили из люка. Сквозь пар и дым я видел старуху, бегущую к выходу и плещущую из ведра себе под ноги. Затем она отшвырнула пустое ведро и выбежала на крыльцо. Я выскочил следом и пробежал еще несколько шагов, кашляя от дыма, пока не почувствовал, что снова могу нормально дышать.

В разных местах двора валялось полдюжины собак с разбитыми головами и переломленными хребтами. Некоторые из них еще тоненько скулили. Те их сородичи, которым повезло больше, очевидно, предпочли убраться восвояси – и от пожара, и от копыт Верного. Самого коня, однако, тоже нигде не было видно. Я спустил Эвьет на землю, и она, едва протерев слезящиеся от дыма глаза, сняла с плеча арбалет. Быстро оглядевшись по сторонам, она взяла на прицел старуху, которая продолжала бежать в горящей юбке.

В следующий миг людоедка повалилась лицом в пыль. Но звука спускаемой тетивы не было. Я перевел взгляд на арбалет – тот оставался взведенным, да и из тела не торчало никакой стрелы, которая указала бы на другого стрелка. Мы поспешно подошли к застывшей неподвижно фигуре. Я перевернул ее сапогом, частично сбив при этом пламя, но полностью юбка все же не погасла. Однако пока это означало не более чем ожоги на ногах. Я присел рядом, поискал пульс на дряблой шее, оттянул морщинистые веки, открывая расширившиеся зрачки закатившихся глаз. Можно было еще поднести отполированную сталь к ее носу, дабы убедиться в отсутствии влаги от дыхания, но и так все было ясно.

– Мертва, – констатировал я, поднимаясь.

– Притворяется, – неуверенно возразила Эвьет.

– Нет, точно мертва. Видимо, физическое и нервное перенапряжение ее прикончили.

Я объяснил Эвелине, по каким признакам можно отличить смерть от притворства или обморока, и мы пошли прочь от трупа, предоставив вновь разгоравшемуся огню делать свое дело.

Эвьет с неудовольствием посмотрела на свои перепачканные собачьей кровью ступни и пошла мыть их в корыте у колодца, где еще оставалась вода. Я тем временем рассматривал в пыли следы битвы Верного с псами. Отпечатки подкованных копыт вели за ограду, как и следы собачьих лап, но ускакал ли конь, преследуемый сворой, или, напротив, покинул двор уже после собак?

– Они за ним не гнались, – уверенно заявила Эвелина, присоединяясь ко мне. – Но он, похоже, прихрамывает на правую заднюю ногу. А вот один из псов точно ускакал отсюда на трех лапах.

Мы вышли на улицу, по-прежнему держа оружие наготове. Собак не оказалось и здесь. Следы копыт вели прочь из села в сторону, противоположную той, откуда мы приехали.

– Верный! – громко позвал я, не особо надеясь, что конь уже выучил свое имя. Впрочем, мой голос он все же должен был знать. – Вер-ны-ый!

В ответ мне раздался злобный лай, и я подумал, что обнаруживать себя было не такой уж хорошей идеей. Но почти тут же я услышал и радостное ржание, а затем Верный, целый и невредимый, галопом вылетел из-за церкви и помчался к нам.

Или, может быть, не совсем целый и невредимый. Бабки всех четырех его ног были забрызганы кровью, и я не был уверен, что вся эта кровь – собачья.

Но я ни на миг не хотел задерживаться в проклятом селении. Кто знает, не предпримут ли псы новую попытку? К тому же пламя позади нас уже не только с яростным треском пожирало дом, пышными хвостами вырываясь из окон, но и успело перекинуться на соломенную крышу соседнего сарая, и сухой горячий ветер нес жгучие искры все дальше. Пожалуй, скоро на этой узкой улице станет жарко в самом буквальном смысле. Поэтому мы сразу же уселись на коня и поскакали прочь. Лишь проехав около мили, я принял решение остановиться и осмотреть Верного более внимательно.