А я-то думал, что избавился от всех ненужных свидетелей.
Несколько мгновений мы молча смотрели друг на друга.
– Это ваш хутор? – спросил я наконец.
– Да, – ответил мужчина.
– А те люди, в доме? Что вы о них знаете?
– Прискакали вчера под вечер. Загнали нас сюда. Сказали, что если будем сидеть тихо и не рыпаться, не сделают нам зла. Днем забирали жену, чтобы приготовила еду. Потом опять привели сюда.
Я перевел взгляд на женщину. Замордована жизнью, конечно – большое хозяйство, двое детей, и это только выживших, а сколько было умерших во младенчестве… и все же еще, вероятно, вполне способна будить мужскую похоть. Особенно у непритязательных солдат. Какова вероятность, что их требования и впрямь ограничились кулинарными услугами?
Она поняла значение моего взгляда, и кровь прилила к ее щекам двумя некрасивыми пятнами.
– Сколько их было? – продолжал я расспросы. Как знать, действительно ли это все…
– Пятеро.
Хорошо. Интересно, знает ли Карл число стволов в огнебое, или здесь Эвьет все же удалось его обмануть? Если знает, то с его стороны большая наглость послать всего на одного человека больше. Я бы даже сказал – личное оскорбление…
– Добрый господин, вы их убили? – осмелился спросить хуторянин.
– Неважно, кто их убил, – резко ответил я. – Важно, что сейчас у вас там в горнице валяется пять трупов. О которых никто и никогда не должен узнать.
– Только не убивайте! – взмолилась женщина, падая на колени. – Все, что хотите, делайте, только не убивайте! Детей пощадите…
– Мы будем молчать! – подхватил ее муж, опускаясь рядом с ней. – А хотите, языки нам всем отрежьте, только жизнь оставьте…
Интересное предложение. И ведь он абсолютно серьезен.
– Что вы слышали? – мрачно перебил я их мольбы.
– Когда? – удивился хуторянин.
– В течение последнего часа.
– Да ничего вроде, – он переглянулся с женой, словно ища у нее поддержки.
– Не врать, если хотите жить!
– Святой истинный крест, ничего не слыхали, добрый господин! Ну, мыши скреблись и дождь по крыше шумел, а боле ничего…
– Здоровьем детей клянусь, муж правду говорит!
В самом деле, дом сложен из крепких бревен, да и стены сарая тоже добротные. Пожалуй, они и впрямь не слышали выстрелов.
– Значит, так, – объявил я. – Вы никогда не видели ни их, ни меня. И у любого, кто будет об этом расспрашивать, не должно возникнуть сомнения, что это правда. Потому что, если такое сомнение возникнет – если возникнет даже тень сомнения! – с вас заживо сдерут кожу, и это будет только начало. Я не шучу. Вас будут пытать на глазах друг у друга – тебя, жену, детей – чтобы выяснить не только то, что вы знаете, но и то, чего вы на самом деле не знаете. А это ситуация безвыходная. Вы все поняли?
– Да! Да, добрый господин! – наперебой закивали они. – Никто ни о чем не догадается!
– Избавьтесь от трупов как можно быстрее. Не советую закапывать их прямо на хуторе. Здесь могут искать.
– А мы их на куски порубим и свиньям скормим! – радостно предложила женщина. – Никто ничего не найдет!
– Там еще доспехи и мечи. Не пытайтесь их продать, заройте или утопите там, где вода глубокая и мутная. И кони. Коней осмотрите внимательно. Если есть клейма или хоть какие особые приметы – не оставляйте себе. Продайте по одному подальше отсюда, а лучше убейте и закопайте в лесу. Вам ясно? Вы понимаете, чем для вас может обернуться жадность или лень?
Снова они принялись горячо уверять меня, что все поняли и будут век молить бога за мою доброту.
– Ну ладно, – вздохнул я и повернулся, чтобы уйти. Но уже в дверном проеме вновь оглянулся: – А в котором часу приехали всадники?
– Да к закату уж… – начал муж, но был громко перебит женой:
– Какие всадники, добрый господин? Мы тут уж давно никаких всадников не видали!
– Умница, – похвалил ее я. – Только не переигрывай. Все-таки дорога рядом, если скажешь, что здесь месяц никто не проезжал – не поверят.
Выезжая с хутора, я думал, стоит ли возвращаться на постоялый двор – и решил, что, как мне ни хочется поскорее покинуть эти края, мое исчезновение среди ночи может вызвать лишние разговоры. Нет, я спокойно вернусь; если кто вздумает пристать с расспросами, скажу, что раны купца оказались не столь опасными, как показалось перепуганной охране, и он поехал дальше. Потом проведу на постоялом дворе еще один день, всем своим видом демонстрируя, что мне некуда спешить. Потом…
Да, ты дурак, Карл. Ты дурак в первую очередь потому, что нарушил одно из самых главных правил: без самой крайней необходимости не привлекать к себе внимания вооруженных людей.
Ты привлек к себе внимание обладателя абсолютного оружия.
Я поднял огнебой и тщательно прицелился в латный нагрудник. С такого расстояния я бы вряд ли промазал. Но от этого выстрела зависело слишком многое.
Грохот отразился эхом от стен подземелья, словно древние своды ахнули от ужаса. Моя цель покачнулась и с низким лягзом рухнула на каменный пол.