Приговор

– А, – понимающе кивнул он, – младший сын, верно? Старшему достается и поместье, и все дела, а младший даже приличного меча не может себе позволить? Знавал я вашего брата… то есть не в смысле вашего брата, а в смысле таких, как вы, сударь. Из них часто получаются знатные вояки, – он хохотнул над своим нехитрым каламбуром. – На вашем месте я бы поступил на службу. Война – это лучший способ заработка для мужчины! Тем паче, сейчас и Льву, и Грифону чертовски нужны люди. Я бы и сам тряхнул стариной, кабы не… – он покрутил в воздухе свой крюк. – Приходится теперь сами видите чем зарабатывать. Впрочем, это тоже честный хлеб. У меня уроды настоящие, не то что у других.

– А что же, другие используют грим? – заинтересовался я.

– Да нет, это-то вряд ли, за такое мошенничество в первом же городе в смоле и перьях вываляют, это самое малое… Они просто детей покупают у всякой голытьбы, которой кормить нечем, ну или воруют, но это уж дурни, купить – оно безопаснее, и обойдется недорого… Ну и делают из них уродов. В бочку там засовывают и так держат, чтоб горбатый вырос, руки-ноги ломают и бинтуют, чтоб неправильно срослись, надрезы всякие хитрые, ну и всякое такое. Иной раз забавно выходит, а иной прямо оторопь берет, что у них получается…

– И что же вас удерживает от подобной практики? – ровным тоном осведомился я.

– Ну так, во-первых, долго это, много лет надо ждать, пока из ребенка урод вырастет, а деньги-то сейчас нужны. А потом, ну, неинтересно как-то. Ногу сломать всякий может. Интересней, когда само такое уродилось, а ты его отыскал, и другого такого ни у кого нету. Вот, к примеру, всем этим искусникам с их инструментами, сколько б ни бились, ни в жизнь человека с двумя носами и тремя глазами не сделать, да чтоб третий глаз еще и видел. Верно, Хуго?

– Это точно! – самодовольно подтвердил трехглазый.

– Скажите, Гюнтер, – осведомился я, – а у вас у самого есть дети?

– Ну а у какого мужчины их нет? – хохотнул он. – По всей стране, я полагаю. Правда, ни одного из них я не видел…

– Возможно, видели, просто не знаете об этом. В каком-нибудь цирке. Их матерям едва ли был в радость такой подарок, не так ли? Или на поле боя. Самым старшим из них ведь уже должно быть хорошо за двадцать? Так что кто-то из тех, кого убили вы или ваши люди…

– Хха, – он тряхнул головой, ухмыльнувшись. – А ведь и впрямь может быть. Никогда об этом не задумывался. Жизнь вообще – забавная штука, верно?

На его лице не было ни тени смущения, так что я решил не стучаться в глухую стену и вернуться к сугубо практическим вопросам.

– Как нам лучше доехать до Комплена? – спросил я.

– А вот по этой дороге прямо до второй развилки, на ней направо, а как лес кончится, до разрушенной крепости и за ней опять направо, через разоренные виноградники, потом дорога изгибается налево и в конце концов сливается с другой, что с юга идет. Вот по той уже на север прямо до Комплена, – объяснил он, не удивляясь резкой перемене темы.

– Лес еще долго тянется?

– Миль двадцать будет. Так что до жилья скоро не доберетесь. Хотите, тут ночуйте, место в фургоне найдется. Если в общий котел чего добавите, совсем хорошо будет.

Я посмотрел на Эвьет. Ошибиться в значении ее ответного взгляда было невозможно, и я хорошо ее понимал. Впрочем, с научной точки зрения мне было бы интересно обследовать столь редкие патологии – однако едва ли мне позволили бы сделать это бесплатно. Гюнтер, судя по всему, нуждался в собеседнике, точнее, в слушателе его разглагольствований о войне, коими он, вероятно, уже успел утомить своих подопечных – однако не стал бы ради этого отказываться от денег за то, чем, собственно, вся компания зарабатывала на жизнь. Все же я закинул удочку, сообщив о своих врачебных познаниях и предложив осмотр циркачей.

– Благодарю, но в этом нет нужды – у нас все здоровы, – ответил Гюнтер, как мне показалось, чересчур поспешно (и, разумеется, не подумав узнать мнение своих "здоровых" подчиненных). Не иначе, он опасался, что мое искусство способно превратить кого-нибудь из них в нормального человека. Опасался он зря: возможно, некоторым из них хирургическая операция и могла бы помочь, но риск смерти от болевого шока и кровопотери был бы слишком велик, да и желания браться за столь сложную работу без солидного вознаграждения у меня не было. Но как было убедить невежественного наемника, что мой медицинский интерес не опасен для его бизнеса?

– Я не возьму платы, – уточнил я. – И ничего не буду с ними делать, просто осмотрю.

– Вы очень добры, сударь, но – не нужно, – повторил он уже с нажимом.

– Ну, в таком случае мы, пожалуй, поедем дальше, – пожал плечами я.

– Как вам угодно. Доброго пути, – ответил он с явным облегчением.

– Ну и мерзость! – с чувством произнесла Эвьет, когда фургоны циркачей остались позади. – Неужели люди платят деньги, чтобы смотреть на такое? По-моему, если им и платить, то за то, чтобы они никому не показывались.