Приговор

подрывной группы были в считанных ярдах от южного фланга основной армии

(вытянувшейся подковой вокруг подножия холма с востока на юг). Герцог и

я находились в центре "подковы", то есть восточнее — все еще слишком

далеко, чтобы окликнуть и спросить о результатах. Но уже следующий миг

отсек необходимость вопросов.

Желто-оранжевая вспышка разорвала воздух у подножия башни, и

чудовищный удар грома сотряс и холм, и землю у нас под ногами, и,

казалось, всю равнину до самого горизонта. Гигантский фонтан огня, дыма

и пыли взметнулся выше стен Греффенваля, на лету превращаясь в

черно-багровые клубы. Плотная горячая волна ударила мне в лицо,

немилосердно хлестнув песком и забив в ноздри едкий запах сухой гари; на

несколько мгновений я зажмурился, отворачиваясь и сжимая коленями бока

испуганно шарахнувшегося Верного. Вокруг ржали кони и кричали люди — кто

от страха, кто от восторга. Затем откуда-то слева раздался истошный крик

"Берегись!", и я услышал новые вопли, глухие удары по щитам и звонкие -

по доспехам. Обломки, выброшенные взрывом вверх, сыпались с неба. Я,

наконец, протер глаза, с опаской глядя сквозь пальцы в сторону замка.

Мелкий камешек ударился о мое плечо и отскочил от кожи куртки на спину

Верному — я даже ничего не почувствовал; к счастью, до моей позиции

долетали лишь самые маленькие осколки. Но на левом фланге, ближе к

башне, судя по доносившимся оттуда крикам боли и проклятиям, дела

обстояли не так хорошо.

На месте взрыва ничего нельзя было разглядеть — в воздухе висело

густое серо-белесое облако, скрывавшее и башню, и прилегавшую к ней

часть стены. Слышно было, как что-то падает и сыплется; с каждым

каскадом таких звуков от основания облака по земле расползались новые

клубы пыли. Но вот, наконец, пыль осела и дым развеялся.

В стене одной из самых мощных и неприступных крепостей, когда-либо

построенных за всю историю Империи, зиял широченный пролом по всей

высоте. Двадцать пять ярдов стены в той ее части, что примыкала к башне,

попросту рухнули, обратившись в бесформенную груду каменных обломков.

Кто-то рядом восхищенно выругался самыми грязными словами, и я не

уверен, что это был простой солдат. Но оказалось, что это еще не все.

Юго-западная башня кренилась в сторону обрыва — сперва медленно, затем

все быстрее, словно подсеченное лесорубом дерево. По ее стенам бежали

трещины, из кладки вываливались камни… Затем ее основание, уже

черневшее проломами, словно сложилось, проваливаясь внутрь себя, и почти

сорокоярдовая башня, махнув на прощание грифонским флагом на верхней

площадке, с грохотом обрушилась в пропасть. На фоне этого

величественного зрелища донесшиеся до нас вопли тех, кто падал вместе с

ней, казались каким-то неуместным писком. Над обрывом поднялись новые

тяжелые клубы седой пыли, столь непривычной зимней порой.

Не успели зрители прийти в себя от этой картины, как Йорлинг вновь

махнул рукой, и тут же громко протрубил рог. К образовавшейся бреши

устремились основные силы: впереди — сотня огнебойцев, за ними — обычные

спешившиеся кавалеристы с мечами и топорами. Стрелки-дальнобойцы в

штурме участия не принимали (в узких коридорах и на лестницах замка

длинноствольное оружие не имело смысла), однако половина их уже заранее

выстроилась напротив ворот, вторая бежала сейчас занять позицию напротив

пролома — дабы пресечь любые попытки вылазки или бегства.

Я опустил взгляд и заметил, что упавший на меня камешек все еще

лежит на спине Верного. Я протянул руку стряхнуть его и тут понял, что

это вовсе не камешек. Взяв его двумя пальцами в перчатке и поднеся к

глазам, я убедился, что понял правильно. Это была обгоревшая последняя

фаланга человеческого пальца с обгрызенным ногтем на конце.

Последние штурмующие еще бежали вверх по склону холма, а изнутри

замка уже доносились сухие щелчки выстрелов и отрывистые разрывы.

Взрывались, конечно, уже далеко не столь мощные заряды, как те, что были

в бочонках. Многие в передовой сотне были вооружены не только

четырехствольными огнебоями, но и металлическими шарами, наполненными

порошком вперемешку с гвоздями и острыми кусками металла. Это тоже было

моим изобретением. Взрыв такого шарика не мог разрушить каменные стены

замка, но вполне годился как для того, чтобы высадить запертую дверь,

так и для того, чтобы, пользуясь очаровательным армейским жаргоном,

"зачистить" находящееся за дверью помещение (хотя кровь и куски

разорванных тел повсюду как-то плохо ассоциируются у меня с чистотой).

Признаться, у меня была надежда, что, убедившись воочию, какой

страшной силой располагают атакующие, гарнизон капитулирует практически

сразу. Однако звуки боя все не прекращались, и грифонские флаги

продолжали развеваться на башнях. Видимо, взаимная ненависть и

остервенение были слишком велики. Хотя, наверное, играл роль и тот факт,

что многие защитники Греффенваля попросту не знали, что происходит. Они,

конечно, слышали грохот и почувствовали, как от страшного удара

содрогнулся весь замок, но из их коридоров и галерей можно было

взглянуть наружу в лучшем случае через узкие бойницы, а то и вообще

никак.