Приговор

– В десять тысяч раз! – сказал Георг в насмешку, но, ещё не успев сорваться с языка, слова зазвучали с убийственной серьезностью.

– Уже много лет я поджидаю, когда ты прийдешь ко мне с вопросом! Думаешь, меня что-нибудь ещё волнует? Может, думаешь, я газеты читаю? На тебе! – и он швырнул в Георга газетной страницей, которая каким-то образом тоже попала в постель. Старая газета, с уже совершенно неизвестным Георгу названием.

– Долго ж ты думал, пока не созрел! Мать ушла в могилу, не дождалась этого светлого дня, друг погибает в своей России, уже три года тому был до смерти жёлтый, да и я, сам видишь какой. На это-то у тебя глаз хватает!

– Так ты меня выслеживал! – воскликнул Георг.

Отец, походя, произнес сочувственно:

– Это ты, по всей видимости, хотел сказать раньше. Теперь это уже не подойдёт.

И уже громче:

– Так вот теперь ты знаешь, что есть помимо тебя, а то до сих пор ты только о себе знал. В сущности, ты был невинным ребенком, но в самой своей сущности был ты исчадием ада! А потому знай: я приговариваю тебя к казни водой!

Георг почувствовал, как что-то гонит его из комнаты. Стук, с которым отец рухнул за его спиной на постель, всё ещё стоял у него в ушах. На лестнице, по ступенькам которой он несся, как по наклонной плоскости, он сбил с ног служанку, которая как раз собиралась наверх для утренней уборки. «Господи!», вскрикнула она и закрыла передником лицо, но он уже скрылся. Он выскочил за ворота, его несло через проезжую часть к воде. Он уже крепко схватился за поручни, как голодный за кусок хлеба. Он перепрыгнул на другую сторону, как превосходный гимнаст, каким он в юности был к родительской гордости. Все ещё цепко держась слабеющими руками, он разглядел между спицами ограды омнибус, который легко заглушил бы звук его падения, слабо вскрикнул: «Милые родители, я ведь вас всегда любил», и разжал руки.

В этот момент через мост шел совершенно нескончаемый поток машин.