Приговор Бешеного

— Моих детям много понравиться раковина, который вы достать из моря, вы может продавать этот раковина для детей или нужно больше? — на ломаном английском произнес он.

— Ну что вы, не нужно денег, я ее подарю им, — улыбнулся Савелий и протянул раковину детям, которые едва ли не все вместе моментально подхватили ее.

— Мне не так удобно, может, возьмете? — смущенно сказал немец.

— Не нужно, это мой подарок.

— Спасибо большое. Вы американец?

— Нет, я русский.

— Русский? — На его лице было написано искреннее удивление, и вдруг он заговорил на вполне приличном русском языке: — Вот действительно удивили меня сильно-сильно.

— Чем это?

— Во-первых, что говорите на отличном английском, во-вторых, что не взять денег, для русских это удивительно. Меня зовут Христофор.

— Сергей. Меня вы тоже удивили, — ухмыльнулся Савелий.

— Тем, что хорошо знаю русский?

— Этим тоже, — согласился Савелий, — но больше тем, что немец вдруг оказался столь щедрым: предложил целый доллар за морской сувенир. — Он попытался говорить серьезно, но немец оказался сообразительным.

— Кажется, мы в расчете. — Он смущенно почесал в затылке.

В этот момент его жена что-то быстро проговорила, он ей ответил чуть резковато, потом повернулся к Савелию.

— Извините, Сергей, — сказал он, подошел к жене, подхватил ребенка и осторожно уложил в коляску.

Тем временем женщина встала, взяла что-то в сумке, затем быстро натянула на грудь верх купальника. Мило улыбнувшись Савелию, женщина куда-то пошла.

— Мне кажется, ваша жена чем-то недовольна, — предположил Савелий.

— Ваши слова для Хильтрауд есть настоящий бальзам, — криво улыбнулся немец. — Она тоже считает меня очень скупым человеком, а я не понимаю почему, мне для них ничто не жалко. Ей захотелось отдохнуть на болгарской берегу Черный моря, и мы уже десять дней здесь. А я истратил уже тысячу сто одиннадцать долларов для них!

Бедный немец никак не мог взять в толк, в чем же проявляется его скупость, а Савелий легко себе представил, как Христофор, покупая детям мороженое, говорит жене: «Видишь, милая, мне ничего для вас не жалко: я сейчас целых два доллара пятьдесят центов истратил на мороженое детям».

— Не тысячу сто одиннадцать, а тысячу сто десять, я же не взял свой доллар, — не удержался Савелий. Но когда тот совершенно серьезно сообщил: «Тот доллар я не прибавлял к всей сумма» — Савелия как прорвало, и он расхохотался во весь голос.

В этот момент вернулась немка, и дальнейшее действительно удивило Савелия:

— Вы не обращайте внимания на моего остолопа, — смущенно заговорила женщина по-русски, немного окая, затем протянула Савелию два пластмассовых стаканчика, вытащила из сумки бутылку шампанского. — Откройте, пожалуйста. — Она присела рядом на песок, бесстыдно стянув купальник до пояса.

— Похоже, вы с Поволжья? — спросил Савелий.

— Догадались по оканью? — У нее была обаятельная улыбка.

— А почему Хильтрауд?

— Так мои родители немцы, они там остались, а я, дура, поехала к этому Кощею Бессмертному, за лучшей жизнью погналась. Думала, приеду, осмотрюсь, а потом и решу все окончательно, а этот тощенький оказался настоящим бычком-производителем: как только залезет на меня — так я в залете, вот и настругал целый детсад. Чего мне теперь осматриваться?

— Тут только два стаканчика, вы что, не пьете? — спросил Савелий.

— Это он не пьет шампанское, — сообщила Хильтрауд, — считает, что пить шампанское все равно что на воздух выбрасывать деньги; «можно три бутылки шнапса купить», — передразнила она. Было такое впечатление, будто Христофор находился где-то далеко. — Только вы не подумайте, что мы совсем бедны и считаем каждый пфенниг. Христофор получил в наследство столько, что и мои сыновья могут не работать всю жизнь.

— А внуки? — робко подал голос тот, но Хильтрауд резко его оборвала:

— Сиди уж, внуки! Лучше бы фрукты достал.

— Хорошо, милая, — покорно ответил Христофор и вытащил из пакета сочные персики.

— За вас, Сергей! — провозгласила женщина, когда Савелий наполнил два стаканчика. Она быстро выпила и, вместо того чтобы закусить, ворчливо произнесла: — Это надо же, человек, можно сказать, рискует жизнью, его детям со дна моря подарок достает, а он ему, блин, свой вшивый доллар сует!

— Я как-то не подумал, что нужно было дать два, — виновато протянул Христофор, и Хильтрауд не выдержала, залилась смехом, потом потянулась к нему и чмокнула в щеку.

Этот немудреный жест вызвал у Христофора такой нежный взгляд, что стало ясно: эти два человека, такие неподходящие друг другу чисто внешне, прожившие полжизни в разных системах, несмотря на различное отношение к жизни, непостижимым образом любят друг друга, и ничто на свете не может помешать этой любви.

Полюбить может даже дурак, но объяснить, что такое ЛЮБОВЬ, не может даже мудрец. Поистине это чувство сокрыто тайной за семью печатями, и эта тайна может открыться только любящему человеку.

В жару шампанское оказалось как нельзя кстати: голова моментально обрела ясность, тяжесть бурной ночи испарилась, а мысли Савелия вновь вернулись к Олегу. Почему он не позвонил Вишневецкому перед отъездом?