Приговор

  Виктору было даже неловко, он крутил головой в сторону зовущих.

  - Привыкай, - учил Тихонов, - не обращай внимания. Заповедь: не зная человека, не подходи к открытым кормушкам. Не бери ничего, не передавай, даже в соседнюю камеру. В каждой хате есть звезда, ходы в соседнюю камеру. Нашего брата не жалуют, сдадут в оперчасть, не успеешь до пищеблока дойти. Заповедь вторая: никогда ничего не бери из общака, то есть продукты, чай, сахар, мясо. Земляк, даже брат родной об этом будет просить. Общак - это свято. Земляку можешь передать свою колбасу с передачки. Третья заповедь: сам никогда не торгуй чаем. Есть в СИЗО камеры, где авторитеты сидят. Сами менты иногда просят чай или колбасу туда передать. Да и ты, появится чай, но левый, не из общака, отнеси туда по возможности, но никогда не бери деньги или золото, которые могут предлагать. Если записку передать или безделушку-поделку подарят, возьми и передай, в таких хатах не сдадут никогда. Но деньги не бери, ответь им: "Спасибо. Это от души".

  У тебя будет и чай, и деньги здесь нужны, но не зарывайся графом Монте-Кристо, отсюда не выйдешь. Здесь и червячка в суп могут подложить, вот здесь твое знакомство с авторитетными хатами и пригодится. Чай - это валюта местная. Ты в сортах разбираешься? Ценные: грузинский Љ20 и индийский.

  - Слышал, видел, - ответил Виктор.

  - Вот для подогрева имей всегда индийский или "Краснодарский - Экстра".

  - Где же я его возьму, "Краснодарский - Экстра"?

  - Купишь, у тебя же будут деньги, - Тихонов засмеялся. - К Селиванову обратишься, он тебе пояснит, он ведет всю местную торговлю.

  - Где его купить?

  - Попросишься на волю, заявление в оперчасть напишешь, - Тихонов говорил серьезно, Виктор даже не понимал бригадира.

  Пришли на пищеблок. Везде шипело, кипело, булькало в котлах. Пир. Шум работающих вентиляторов. В ванных моют алюминиевые чашки после завтрака. Первая ванна с раствором, вторая ополаскивают, затем прожарки в специальных шкафах, и так три раза в день. Тихонов и Захаров пошли по длинному коридору. Бригадир остановился.

  - Витек, тебе выпала честь записать свое имя в историю пищеблока. Это, - Тихонов указал на панели из голубой плитки, высотой полтора метра, - надо сбить вручную все до кирпича и весь коридор выложить новой плиткой, до потолка. Уже знаешь? Зуев сообщил? Отлично, идем дальше. Тебе сколько осталось?

  - Два года, шесть месяцев.

  - Успеешь, - пошутил беззлобно Тихонов, - пошли знакомиться с мамой Женей.

  Подошли к кабинету с табличкой "Завпроизводством пищеблока", Тихонов постучал:

  - Разрешите, Евгения Ивановна? Вот ваш новый шеф-повар, Захаров Виктор Иванович, дипломированный.

  Тихонов явно был в приподнятом настроении, родственники с воли сообщили, что уже на этой неделе он будет дома. Он тоже имел три года. Год работал старшим смены, четыре месяца хлеборезом и почти год - бригадиром. Ему оставалось восемь с половиной месяцев до окончания срока.

  - Николай Семенович, своему преемнику все расскажи, все покажи, не увози с собой секреты, плохая примета. Хорошо?

  - Хорошо, Евгения Ивановна, все объясню, - смутился Тихонов, уже практически вольный человек: от его бравады не осталось следа.

   Прав был Зуев, маму Жену боялись и уважали на пищеблоке больше, чем оперчасть.

  - И еще, Николя, - Евгения Ивановна произнесла имя Тихонова на французский манер, - объясни своему заму Селиванову, я слышала он уже и куртки твои примеряет, хочет "бугром" стать. Объясни, скажи, так надо для дела, он незаменим, как старший раздатчик, не нравится если ему, в зону на ту сторону улицы. Я отпущу.

  Виктор внимательно смотрел на Евгению Ивановну. Женщина как женщина, немного старше его. Слегка припухшие губы, крупные голубые глаза, узкий нос. Наверное, самые привередливые мужчины могли назвать ее хорошенькой, даже красивой. Красивая прическа крашеных темно-каштановых волос. Мама Женя заметила изучающий взгляд Виктора.

  - Витя! - голос Евгении Ивановны стал другим, металлическим. - Не сверли меня глазами. Не люблю.

  Виктор смутился, даже покраснел, опустил глаза.

  - Извините, Евгения Ивановна.

  - Извиняю, но последний раз, - уже другим голосом проговорила она, и огонек сверкнул в ее больших глазах. Любая женщина - прежде всего женщина, и ей приятно нравиться мужчинам, даже в СИЗО осужденные - прежде всего мужчины.

  - Я ухожу на склад, - Евгения Ивановна встала, взяла со стола какие-то журналы. - Коль, вводи в курс дела, чтоб через три дня работал лучше тебя, - обратилась она к Тихонову.

  - Обижаете, Евгения Ивановна, - шутливым обиженным голосом проговорил бригадир, - лучше меня работать невозможно.

  - Невозможно, но надо, Коля, надо, - словами из популярного кинофильма ответила Евгения Ивановна. Набросила на плечи телогрейку, на улице еще было свежо. - Все, выходим. Занимаемся делом.

  - Строгая у нас мама? - спросил Виктор, когда дверь за ее спиной закрылась.

   - Бывает вообще-то отходчивая. Но когда не в духе, лучше не спорить. С ней даже опера никогда не спорят. За своих, пищеблоковских, она горой, в обиду не даст. Говорят, "хозяин" наш глаз на нее положил, - Тихонов открыл склад. - Заходи.