Приговоренная к смерти. Выжить любой ценой

— Вера Гавриловна, я бесконечно благодарна вам за все, что вы сделали для меня и моей семьи за эти годы, но я искренне до сих пор не понимаю, в чем была моя ошибка в отношении подавившегося ребенка. Разве было бы лучше оставить его без помощи и смотреть на то, как ребенок мучается?

— Неужели ты не понимаешь, Анна, существуют правила коллектива, здесь один за всех и все за одного….

— Я не понимаю таких правил. А если бы ребенок умер, что тогда? Ответственность понес бы тоже весь коллектив?

— Я вижу, что ты не желаешь признавать очевидность своей ошибки, — продолжила Вера Гавриловна. — Что же, я не ожидала от тебя ничего иного, девочка. Ты слишком загордилась, завела вон себе столичного дружка. Что же, жизнь она такая, она сбивает спесь со всех.

— Я не понимаю, о чем вы, в чем моя ошибка?

Вера Гавриловна выдержала театральную паузу, а затем продолжила:

— Я думаю, что настала пора нам попрощаться. Ты получила от нас все, что мы могли тебе предложить, но больше мы не нуждаемся в твоих услугах. Я предоставляю тебе возможность самой написать заявление.

Вот так я, сама не понимая за что, осталась без работы.

В этот день у меня не было никакого желания возвращаться домой, потому что мне предстояло сообщить родителям, что мы находимся теперь вновь на той же точке отсчета, на нуле, с которого начинали. Я с ужасом представила себе, что нам не хватит денег, чтобы отправить близняшек и Илью в школу в новом учебном году, что мы не сможем вновь купить лекарства для отчима.

Именно такие мысли заполняли мою голову, когда мы встретились с Глебом.

— Дорогая, что с тобой такое, кажется, что ты здесь и одновременно не со мной, — сказал он.

— Да, сегодня мои мысли где-то далеко, извини.

— Что случилось с моей маленькой девочкой?

— Сегодня у нас вышел серьезный разговор с заведующей. Она меня уволила, если быть точной и краткой.

— Это за что же?

— Видимо, за то, что тот инцидент с подавившимся мальчиком был предан из-за меня огласке, они привыкли решать такие ситуации исключительно внутри коллектива.

— Понятно. — Казалось, Глеб ничуть не удивлен.

— Ты ожидал, что подобное может произойти?

— Конечно, что еще остается ожидать от этих мелочных людей? Но ты, как я вижу, все же очень расстроена?

— Конечно, Глеб. А как иначе? У меня большая семья, а нас лишили основного дохода просто потому, что нас ненавидят. Я не знаю, что теперь будет с нами.

— Хочешь я решу все твои проблемы, Аня?

— Как же ты это сделаешь? — невольно улыбнулась я.

— Очень просто. Выходи за меня замуж, и я обещаю, что мы будем с тобой, как это там говорится, в горе и радости, в богатстве и бедности, пока смерть не разлучит нас.

— Глеб, не самое удачное время для шуток.

— А кто шутит? Мое слово всегда честное, а решения — обдуманные и взвешенные. Итак, моя принцесса согласна стать моей королевой?

Я посмотрела на него, в его темные глаза, провела рукой по его густым волосам:

— Не могу тебе отказать, мой король.

Он радостно улыбнулся и обнял меня:

— А не хочет ли королева осмотреть свою будущую резиденцию?

— С радостью, Глеб.

В этот день я впервые побывала у него в доме. Самый крайний дом в частном секторе на краю города. Достаточно большой, двухэтажный, крепкий.

Глеб бегал по всем комнатам и показывал мне свои любимые вещицы, которые привез из столицы. Он вдохновенно рассказывал о том, как мы поженимся, обустроим дом и будем жить душа в душу. Я слушала, и мне хотелось плакать от той сильной любви и нежности, которую я испытывала к этому доброму и заботливому мужчине.

В спальне мое внимание привлекла картина, которая никак не сочеталась с теплой уютной атмосферой в доме.

Я стояла и внимательно рассматривала странную картину, которая висела напротив кровати. Темные мазки и искаженное лицо или, скорее, маска пугали меня.

— Это Эдвард Мунк, картина называется «Крик», очень неплохая репродукция, — прервал мои мысли Глеб. Он подошел ко мне сзади, обнял и поцеловал в шею. — Мой дом, твой дом. Теперь ты его полноправная хозяйка. Можешь переставлять и обустраивать здесь все, как хочешь, главное, не трогай Мунка, — полушутя сказал он.

— Да, я поняла, Глеб, наверное, этот Мунк скрывает много тайн, — пошутила я.

Глеб резко развернул меня к себе.

— Ты слышала, что я сказал, Аня, и надеюсь, что запомнила мои слова, — строго сказал он и мне на секунду показалось, что в его прекрасных глазах промелькнул огонек злобы. В следующее мгновение он широко улыбнулся и нежно провел ладонью по моей щеке: — Ты такая красивая, невозможно устоять…

Он провел пальцами по моему носу, губам, подбородку, а дальше пальцы отправились гулять по шее и ниже. Мое сердце забилось как сумасшедшее.

Он наклонился и поцеловал меня. Сначала его поцелуй был очень нежным, но потом его губы стали требовательными. Он целовал мои губы, щеки, глаза, нос, лоб, шею, нежно покусывал уши. Я застыла и не могла пошевелиться, я пыталась заставить себя думать, понять, что со мной происходит, но голова отказывалась ясно мыслить, а телом я лишь сильнее прижималась к Глебу.