Приговоренные

Hо это, когда осеняло. А сейчас он, всего навсего, остановил свой выбор на двух клячах с кличками «Версия-1» и «Версия-2». Теперь ему через «не хочу», насилуя мозг, придется ковылять на них, пока они не испустят дух.

Тяжело вздохнув, Пытливый, медленно выводя каждую букву, стал писать: «Версии на идеи». Написал, дважды подчеркнул, потер подбородок, в слове «идеи» первую букву исправил на большую, отложил карандаш, надолго задумался, а потом снова стал писать.

«Версия первая. Возможность ошибки. Ее могли допустить, когда Мастера работали над индивидуальностью Хомо Сапиенса. Переусердствовали и нарушили генную структуру психики.

Версия вторая. Языковый барьер. Рассмотреть в двух аспектах:

а) речевое непонимание в общении между племенами и народностями;

б) непонимание друг друга, владеющих одним языком…»

ГЛАВА ШЕСТАЯ

1. Эта неземная тоска

Когда Пытливый вышел из палатки «забег» уже начался. Как выяснилось, та безобидная строчка — «Экспериментов не проводилось» — намагнитила на себя большинство практикантов и заразила их вирусной болезнью. Немногие, два-три слушателя, взялись исследовать языковой фактор. Было и еще несколько гипотез, которые стали предметом пристального внимания молодых ученых, кое-кто стал искать изъяны в генной структуре, обеспечивающей индивидуальность землян. Словом, оседлали того же конька, что и Пытливый.

Неказистым оказался тот конек. Слабеньким. Едва волочил ноги. Сколько раз Пытливый готов был сойти с него да подыскать себе в табуне скакуна порезвей. Потому что выбранная им клыча донельзя вымотала его.

Пытливый уже точно знал: работая над индивидуальностью мыслящего землянина, Мастера ничуть не перестарались. Ошибки не допустили. И генной структуры, определяющей физиологию, не нарушили. Обиднее всего было то, что он потратил на столь очевидное заключение почти месяц. Приниматься за вторую версию не имело никакого смысла. Ребята, которые ею занимались, зашли в тупик чуть ли не с самого начала. Да и у других дело обстояло не лучше. Поубавился пыл и у «завирусованных». Они искали теперь другие версии.

«Новый глаз» и «Свежие мозги», на которые делалась ставка, явно пробуксовывали. Прошла половина практики, или почти восемь земных лет, а результатов — никаких… Практиканты сникли. Прежнего состояния эйфории и вдохновенной самоуверенности, когда им казалось, что они запросто «умоют» Мастеров — как не бывало…

Все стало не мило. И роскошные закаты. И дивные рассветы. И чудные времена года. Все это начинало раздражать. От них рябило в глазах. Эти живописные картинки, вместе со снующими в них землянами, вертелись пред глазами с бешенной скоростью. Миг — день. Миг — ночь. Миг — жизнь. Попробуй сосредоточься.

Певунья, от которой Дрема был безума, то ли от неухоженности, а скорей всего от возраста, потускнела. Она теперь выглядела старше Дремы. Хотя голос земляночки звучал также волшебно, с такой же божественной проникновенностью. От ее песен сладко ныло сердце и хотелось всех этих беспокойных, в сущности очень несчастных человечков Земли обнять, пожалеть, помочь.

— Великое творение — и эта планета, и человек, живущий на ней. Великое! Hо с чертовщинкой, — угрюмо говорит Дрема. — И хочется уже домой.

Говорил он это всего пять минут назад. Hа Землю ложился тихий, теплый вечер. И песня земляночки наполняла его хрупкой печалью осени.

Это было пять минут назад. А уже брезжит свет нового дня. Hи насладиться вечером, ни очаровательной ночью, ни надышаться рассветом, ни вкусить досыта дня…

Может, потому и тянет домой. И не только Дрему. Затосковали ребята… И вдруг Пытливого словно что дернуло. Он схватил ненавистный ему кристалл и стал лихорадочно искать кадр, который почему то отложился в его памяти, но которому он особого значения не придавал.

«Где же?… Где же?… — шептал Пытливый в поисках нужного ему эпизода. — Ага, вот он!»

Это был юноша. Совсем мальчик. Он сидел на плоской крыше большого дома. Стояла глубокая ночь. Hа роскошном иссиня-черном хитоне ее горел золотой кулон луны и сверкали бриллиантовые броши созвездий. Он неотрывно смотрел на них, а по щекам катились слезы.

«Я к вам хочу… Верните меня…» — с обжигающей жалостливостью просил мальчик.

— Что это? — задался вопросом Пытливый. — Отчего его гложет тоска? Смутная догадка о прошлой своей жизни в ВКМ? Может быть. Откуда она взялась в нем?