Приговоренные

Окрыленный похвалой Строптивого он читал громко, не без пафоса, изредка вскидывая на отца вопрошающие взгляды: все ли четко в изложении? все ли так, как нужно?

Мастер слушал с каменным лицом. Молча. Прикрыв глаза. Иногда кивал.

«…Нештатная ситуация, возникшая на Земле, как явствует из проведенного комплекса наблюдений, анализа поведения десятков тысяч разумных особей остальных пяти Лучей мироздания, дает основание утверждать, что при обустройстве и в момент массового одушевления человекоподобных, а также в процессе съема СОЗИК в Начальной шестого Луча, ошибок допущено не было. И вместе с тем, можем однозначно сказать: корни рассматриваемой проблемы лежат не на белых пятнах непознанной материи. Они берут начало от установленных нами же ошибочных аксиоматических утверждений.

Речь идет о Пространстве-Времени, верней о его роли и значении в жизнедеятельности разумных существ во всех шести Лучах Начальных и Промежуточных планет. Роли, которой, в силу установленных наукой ВКМ постулатов, не только не придавалось должного значения, но и лишало возможности объективно судить о проявлявшихся признаках, ставящих под сомнение эти постулаты.

Признавая Время живым материальным органом мироздания, наука, наряду с этим, отводила ей роль пассивного придатка, обеспечивающего лишь физический фон среды обитания Хомо Сапиенсов. Оно, дескать, только ориентировало человека в Пространстве, в которое он погружен и предопределяло конечность его бытия.„Доминирующая роль в мантии времени первоосновы разумного существа, — постулатирует наука, — принадлежит кодам, нанесенным на нее…“

Этот, да и остальные безаппеляционно принимаемые и применяемые истины привели к осложнениям, так остро давшим о себе знать на Голубой планете. Хотя их довольно навязчивые признаки имели место и не могли не замечаться задолго до создания Земли во всех Начальных планетах мироздания.

Никому, однако, и в голову не приходило искать причину проблемы в недрах общепризнанных истин…»

Оторвавшись от записей Пытливый сказал:

— Трудно искать очки, когда они на тебе.

— Не просто, — согласился отец, глядя перед собой.

Пытливый кивнул и снова окунулся в тетрадь. Читал он еще минут десять, а закончив, стал ждать, что скажет отец.

Строптивый молчал. Он был потрясен блестяще и профессионально исполненной работой сына. Лицо его, однако, было по-прежнему каменным и ничего не выражающим.

— Что-то не то, Мастер?… Замечания есть? — робко спрашивает Пытливый.

— Отлично, сынок! Действительно, отлично! — потирая руки говорит Строптивый.

Пытливый облегченно вздыхает.

— Ну а теперь скажи, — снова говорит он, — разве не стоило ради этого пойти на пустячный обман?

— Обман пустячным не бывает, сынок. Обман — худшее из зол… Конечно у тебя есть смягчающие вину обстоятельства. И веские… У меня, положим, их не было, — не без горечи замечает Строптивый.

— Что же мне теперь делать?

— Думаю, твоя работа произведет впечатление. Так или иначе затушует твою вину.

Пытливый растерянно разводит руками.

— Но я ее еще не сдал. Все что я зачитывал и рассказывал у меня в разрозненных записях. Я думал меня не допустят к защите отчета.

— Как не сдал?! — всполошился Строптивый. — Ну, однако… У тебя еще есть время. Вызывай флаер!

Минуту спустя над алой рябью маковой поляны, мягко покачиваясь, завис флаер.

— Надеюсь скоро увидимся? — спрашивает Пытливый.