— С каждым разом мне становится доступно всё больше и больше информации. И меня это пугает. Поначалу выбирать объекты было легко, потому что я не знал ни причин, ни последствий. Теперь стало труднее, чаше приходится делать выбор. Некоторых людей я просто пропускаю.
— То есть ты знал, что бак угодит в коляску, если не врежется в Лиду?
— Да.
— И всё равно указал на соседку!
— Лэйла показалась мне расстроенной. Она всегда так радуется каждому спасённому.
— Ребёнок пострадал! Может, он вообще не выживет!
— Не кричи… — Гера продолжал говорить, не обращая внимания на реакцию Валентины. Ему важно было выговориться.
— Я иногда думаю, что было бы, если бы Гитлер не дожил до взрослого возраста? Или Эд Гейн — этот мясник… если бы его в детстве не избивала фанатичка-мать, а потом в руки мальчишке не попали книги о зверствах нацистов, — возможно, в мире не появился бы один из самых страшных маньяков в истории человечества.
— Какие-то странные у тебя мысли!
— Ты, наверное, неправильно поняла суть нашей работы. Я думаю, и ребята не совсем вникают. Мы должны видеть перспективу. Как бы это жестоко ни звучало, иногда чья-то трагедия может вылиться в спасение многих в будущем.
— Бред! Но сегодня! Это ведь ребёнок! Кому он может навредить?!
— Ты не видишь полной картины.
— А ты видишь?
— К сожалению, да.
Валентине нечего было ответить.
— Не переживай, мальчик останется жив, — Гера остановился в дверях. — Руку ампутируют. Правую. Когда он вырастет, его не возьмут в армию. Его не научат стрелять, и впоследствии он не станет одним из самых жестоких снайперов крупнейшей террористической группировки.
Гера хотел ещё что-то добавить, задумался, но потом снисходительно улыбнулся и вышел, не произнеся больше ни слова.
Валентина почувствовала себя маленькой песчинкой, не способной ни на что. Снова нахлынуло ощущение бессилия, так знакомое по проявлениям болезни.
Лэйла вернулась в комнату примерно через полчаса. Казалось, глаза у неё слегка опухли. Она не комментировала свое исчезновение, а Валентина не стала спрашивать.
Глава 6
Утром Марья Сергеевна напекла блинов. Валентине жутко хотелось есть, но она посчитала это дурным знаком — спутником своих редких пробуждений среди моря сна.
Попробовала лишь один блин с ложкой малинового варенья.
Валентина сама не знала, кого благодарила.
— Жуйте быстрее, нужно выдвигаться, — торопил всех Илья.
— А куда мы сейчас? — спросила Валентина.
— В Мерешинск. Надо проверить «Мак».
— Одна из квартир для встреч с вожатым, — пояснил Гера.
— Мерешинск? — голос Лэйлы прозвучал неестественно звонко.
Гера снова наклонился к Валентине: — Это её родной город.
— Да, Лэйла. Я хочу проверить все пункты. Эти записки не дают мне покоя, — продолжил Илья. — У нас есть послания от Нелли Александровны для меня, для Тинчи. Может, в Мерешинске лежит что-то для вас с Герой? Возможно, у нас просто не хватает информации, чтобы понять, что хотела сказать наш вожатый. Возможно, она чувствовала, что скоро с ней что-то произойдёт и оставила нам подсказки.
— Это в её духе, — заметила Валентина.
Мерешинск был обычным провинциальным городком, переживающим не лучшие времена. Серые панельные дома, раскрашенные безвкусным граффити, перемежались с пёстрыми вывесками уличных забегаловок. Единственным и самым ярким отличием был запах с целлюлозного завода, построенного на окраине города. К удивлению многих, завод пережил все, даже самые перспективные предприятия, которые банкротились одно за другим, и продолжал с завидной регулярностью выбрасывать в атмосферу зловонные пары.
«Мак» оказался обычной замызганной двушкой, которую сдавали по часам. Кажется, в ней пытался оставить свой след каждый, кто побывал там. И надпись на спинке кровати «Здесь зародился и потух очаг нашей любви» была самой приличной отметиной.
— Где может быть этот конверт? — Илья вошёл первым и огляделся.
— Да им уже кто-нибудь костёр разжег, — раскрыв дверцы шкафа и увидев пустые полки, разочарованно протянула Лэйла.