Приговоренные ко тьме

Взрыв возмущения незамедлительно последовал со стороны восточных патриархов, когда до их сведения был донесен полный текст послания Христофора. Виной тому стали слова Христофора о Святом Духе, «исходящем как от Отца, так и от Сына», пресловутое «филиокве», которое уже на протяжении нескольких столетий было предметом неутихающего спора между выдающимися христианскими пасторами Западной и Восточной Церквей. Последние, исповедующие проистечение Святого Духа только от Отца, считали добавление католиками «филиокве» нарушением Символа Веры, утвержденного Вторым Вселенским собором четвертого века60, на котором, правда, западные священники отсутствовали. До сего дня спор этот шел в основном между священниками отдельных церквей, при этом наибольшее распространение «филиокве» в предыдущие столетия получило среди верующих германских народностей, а также в Испании, где «филиокве» послужило католикам мощным противодействием местной арианской ереси, исповедующей физическую суть, а, стало быть, неравенство Иисуса Христа с Богом-Отцом. Однако римские папы официально никогда и нигде до сей поры не опровергали доводы византийских священников. Так, на состоявшемся в 880 году Четвертом Константинопольском соборе папа Иоанн Восьмой подтвердил незыблемость Никео-Цареградского Символа Веры и подписался под преданием анафеме всех тех, кто дерзнет Символ Веры изменить или дополнить. И вот теперь папа Христофор в первые же дни своего понтификата, когда власть его была непрочна даже в самом месте его проживания, тем не менее, намеренно бросил вызов древним устоям Веры, в чем византийские базилевсы, помимо всего прочего, справедливо усмотрели неуважение и к своей империи, и к своим персонам лично.

Небезынтересное послание Христофор направил и в адрес Людовика Прованского, в котором он упрекал императора в поспешном отступлении от прав своих, дарованных ему Римом. Он призвал Людовика вернуть в свои руки управление Империей Карла Великого или же добровольно отказаться от императорской короны, ибо «не может корона Великого Карла оставаться пустым и никчемным атрибутом, поскольку предназначение ее управлять народами империи согласно Закону Божьему и уложениям древних обычаев. А посему повелеваю тебе навсегда разрешить спор твой относительно земель лангобардских, веронских и фриульских в пользу свою, ибо только такому правителю надлежит именоваться императором римлян и франков».

Получил свое письмо и Беренгарий Фриульский. В нем, в свою очередь, новый папа попенял Беренгарию в сопротивлении своему сюзерену, императору Людовику, а также в «привлечении на земли христианские орд венгерских безбожников». Христофор в назидательном и не терпящем возражений тоне приказывал Беренгарию признать власть Людовика и немедленно, под страхом интердикта, отказаться от преступной связи с венгерскими князьями. Только при этих условиях Христофор соглашался признать за Беренгарием и потомством его право именоваться королями итальянскими.

Все эти письма, написанные если и не под диктовку тосканских хозяев Христофора, то определенно отвечающие исключительно их потребностям, предопределили досрочное окончание мира на землях Северной Италии. Христофор сделал все, чтобы перемирие между Людовиком Прованским и Беренгарием Фриульским нарушилось. Бургундия и Прованс начали спешно собирать войска, чтобы весной 904 года перейти Альпы и, в нарушение ранее принесенного Людовиком прилюдного обета, постараться вторично завоевать власть в Павии и Вероне.

Оба монарха, вновь вступившие на тропу войны, немедля призвали к себе в союзники Адальберта Тосканского. Беренгарий в своем письме к Адальберту напоминал тому о клятве верности, принесенной Адальбертом в павийской тюрьме три года назад. Людовик же ссылался на свои родственные и наследственные отношения между ним и Адальбертом. Двусмысленность положения Адальберта Тосканского, а также определенное равновесие между бургундскими и веронскими лагерями нарушил папа Христофор. Понтифик торжественно освободил Адальберта от клятвы, данной им Беренгарию, поскольку «строптивый Беренгар сей учинил над маркизом Тосканы, сиятельным Адальбертом, дикое насилие, да к тому же сам Беренгар именовать себя сюзереном никем не был на то благословлен».