Приговоренный

Двери «газели» раскрылись. Высыпавшие из бусика бойцы «Сокола», отобрав у Толкунова биту и надавав пинков, положили его и его напарника лицом на грязный асфальт. В таком положении они провели около часа, покуда убоповцы «устанавливали» его личность. После Толкунова препроводили в контору, где на него составили протокол за препятствование действию правоохранительных органов, на что Толкунов заявил, что он просто катался по улицам города, чего никому делать не запрещается. Тогда был составлен еще один протокол, на этот раз за ношение и использование холодного оружия. На возражения Толкунова, что бейсбольная бита является спортивным снарядом, ему доходчиво, с опорой на документы, объяснили, в каких случаях это снаряд, а в каких – холодное оружие и во что это ему может вылиться. Вызванный по требованию Толкунова адвокат только подтвердил ему это. После, выяснив, что он носит обувь того же размера, что и вломившийся в дом Пасечника убийца, у него поинтересовались, что он делал в ночь убийства. Толкунов ответил, что спал дома. Один. То есть алиби у него не было. Поняв наконец, как сильно запахло паленым, Толкунов перетрусил и признался, что следил за Сычом по указке Юрцышина, который почему-то ошибочно посчитал майора героем-одиночкой, решившим самостоятельно распутать дело о двойном убийстве. Наверное, поэтому Толкунов, осуществляя слежку, не особо заботился о том, чтобы оставаться незаметным. Ведь главной целью была деморализация противника.

Вечером Сычу домой позвонили. Трубку взяла супруга. Некто неназвавшийся настоятельно ей посоветовал повлиять на мужа и убедить его не проявлять на службе лишнего рвения, если, конечно, они хотят, чтобы их двадцатилетняя дочь и дальше возвращалась домой по вечерам живой и здоровой. Дома у Руслана Петровича произошел грандиозный скандал, после которого супруга, взяв на работе отпуск за свой счет и сорвав с занятий дочь, уехала вместе с ней к родственникам в Одессу.

Это стало последней каплей в чаше терпения Руслана Петровича. Утром он ворвался к Богомазу и высказал все, что о нем думает. Конечно, это было неправильно. Сначала он не собирался этого делать. Вражеский информатор, который не знает, что его раскрыли, может служить хорошим проводником дезинформации. Именно так и собирался Сыч использовать Богомаза, но после угроз его семье просто не сдержался. Понимал, что поступает неправильно, но ничего не мог с собой поделать.

– Запомни, продажная шкура, – говорил он Богомазу, – если с моими близкими что-нибудь случится, я собственноручно из тебя кишки выпущу. И из Юрцышина. Пусть меня потом судят, но и вы оба жить не будете. Сам запомни и хозяину твоему передай. И еще запомни, я буду не я, если не посажу всю вашу шайку-лейку на скамью подсудимых.

Богомаз слушал молча, а когда Сыч закончил, сплюнул на пол. Не похоже, что угрозы Сыча его сильно напугали.

– Когда-нибудь ты пожалеешь о своих словах, – угрюмо произнес он.

– Я тебя предупредил.

Сыч вышел, сильно хлопнув дверью.

И вот теперь Богомаза нашли мертвым в своем служебном кабинете.

* * *

Юрцышин на допрос не явился. Его искали, но ни дома, ни на работе Вадима Мирославовича не оказалось. Он просто исчез.

Видя, как радуется Таратута, Сыч понимал, что по большому счету тому наплевать, восторжествует правосудие или нет. Главное, по собственному выражению начальника УБОПа, было закозлить своего оппонента. Теперь, даже если не получится упрятать Юрцышина за решетку, жизнь его станет не такой вольготной, как раньше. И с креслом заместителя мэра тоже придется расстаться.

Телефонный звонок от Ирины Анатольевны Лаповой оторвал Сыча от раздумий. Майор оставил ей номер своего телефона во время их последней встречи в университете.

– Вы просили связаться с вами, если я вдруг еще что-то вспомню, что-то важное, – сказала она.

Сыч заверил женщину, что он ее очень внимательно слушает, и сам почему-то напрягся, словно ожидал, что в самом деле услышит нечто такое, что заставит его немало потрудиться, если не головой, то ногами уж точно. Так оно и случилось, хотя поначалу Сыч не придал этой новости значение. Как, впрочем, и сама Ирина Анатольевна, которая долго извинялась за то, что ее информация, вероятно, не может быть важной, но все-таки она подумала и решила ее сообщить. Кто знает, может, это и в самом деле поможет следствию.

– Вы заинтересовались тем фактом, что Иван Семенович отправился на охоту без ружейного замка? Вы почему-то посчитали это важным?

– Да.

– Боюсь, я ввела в вас в заблуждение. Тот ружейный замок, который, как я думала, Иван Семенович оставил дома, был всего лишь запасным. Им никогда не пользовались. У мужа был другой. Прошу прощения.

– Не переживайте. Никакой ошибки не было. Наши специалисты-оружейники подтвердили, что у ружья, найденного в автомобиле Лапова, действительно отсутствовал ударно-спусковой механизм.

– Все правильно. Этот замок находился у Виталия Егоровича. Он немного барахлил, и Иван оставил его, чтобы Виталий Егорович починил.

– Виталий Егорович – это?..

– Бывший хороший приятель Ивана. Охотник. Егерь.

– А, ну да. Козлов!