Приговоренный

– И что мне теперь делать?

– Что хочешь. Можешь здесь остаться. Скучать не будешь, гарантирую. Прятаться тебе уже не надо. Подумай.

Юлий сказал, что подумает. Но в город ему все равно нужно было наведаться. С Русланом Петровичем переговорить, глянуть, что там с его квартирой.

На следующий день он стал собираться в дорогу.

– Со мной не хочешь смотаться? – спросил Артура.

– С удовольствием, но я смотрю, у тебя уже есть спутница.

Он кивнул на стоящую в стороне Алену. Юлий смутился. Артур хлопнул его по плечу.

– Да не тушуйся. Хорошая она баба. Что до меня, я с удовольствием бы с тобой поехал, если бы не дядя Саша. Через два дня вылетаем с ним в Израиль.

Не только с Сычом хотел встретиться Юлий. Артур рассказал брату о посреднике: как выглядит, на автомобиле какой марки ездит, про его штаб-квартиру в ресторане «Голливуд» – и теперь, похоже, уже жалел об этом.

– Сан Саныча сам не вздумай искать, – поучал он. – Во-первых, хрен ты его сейчас где найдешь. На дно он залег, гад. Во-вторых, одному опасно. Хоть мы его людей почти всех перебили, укусить он еще может больно. Меня дождись. Вместе его дожмем. И вообще, поосторожнее там. Помни: ты заказан. После неудачного покушения на тебя в камере передавать заказ другому исполнителю на воле смысла, конечно же, не было. Ты ведь исчез. Но все равно осмотрительность не помешает. Пару дней максимум – и все, больше там не задерживайся. И вообще поменьше светись. Хорошо?

– Яволь, – кивнул Юлий. – Но ствол я с собой все же прихвачу. Если что, скажу, что нашел и несу сдавать.

Артур довез их до местечка, где жила девушка. Велосипед кинули на верхний багажник. Переночевали у Алены дома. Ее родителей Юлий нашел приятными и спокойными, так что даже непонятно было, в кого удалась их шебутная дочь. Утром снова отправились в путь. Юлий думал, что дальше они поедут рейсовым автобусом, но Алена настояла на велосипедах.

Двойное разочарование Жанны Игоревны Снеговой

Тело обнаружил майор Сироткин из «Сокола». Искал Сыча, но у того было закрыто, вот он и сунулся в соседний кабинет.

– Коляныч, не знаешь, где твоего группенфюрера черти носят? Вечно его не бывает на месте!

«Группенфюрером» Сироткин называл Руслана Петровича. Спросил и замер обездвиженный на пороге. Понял – если Богомаз и знал, куда отправился Сыч, то эту информацию он уже не передаст никому.

Николай лежал на полу в своем рабочем кабинете, возле письменного стола. Рядом в луже натекшей крови валялся пистолет и перевернутый в результате падения тела стул. Человеком Сироткин был опытным, понял, что щупать пульс Богомаза дело бесперспективное. Но до руки мертвого он все же дотронулся. Она была еще теплая. Глянув на часы, Сироткин побежал к дежурному и приказал ему заблокировать вход на этаж, вызвать в помощь взвод «Сокола», вспомнить и составить список всех тех, кто за последние полчаса вышел из помещения. Сам в сопровождении помощника дежурного по управлению принялся обследовать служебные кабинеты. Чужих в помещении не было. Это подтверждали и сами дежурные. На местах оказалось около тридцати процентов личного состава. Обходя помещения, Сироткин велел помощнику дежурного записывать, кто и где находится.

– Что случилось? – раз за разом взволновано спрашивали его.

– Ничего. Все остаются на местах. Никто никуда не уходит. Это приказ, – неизменно отвечал Сироткин.

Последним кабинетом в конце коридора была приемная Таратуты. Отметив отсутствие на месте секретаря, Сироткин без стука вошел внутрь.

– Капитан Богомаз мертв, – сказал он вместо приветствия.

– То есть? – выгнул брови Таратута.

– Совсем мертв, – уточнил Сироткин. – Идемте со мной. Он у себя в кабинете.

Пока начальник УБОПа набирался смелости, чтобы своими глазами увидеть место происшествия, Сироткин вызвал на место всех тех, кого полагалась в таких случаях вызывать.

Эксперты констатировали, что смерть старшего оперуполномоченного наступила в результате огнестрельного ранения в голову из пистолета «форт». Оружие оказалось травматическим. Выстрел был сделал в упор, поэтому привел к летальному исходу. Пистолет принадлежал лично Богомазу, его раньше видели многие. Время смерти было установлено более-менее точно. Она наступила примерно за десять минут до того, как Сироткин обнаружил тело. За это время никто в помещение УБОПа не входил, как, впрочем, и не выходил из него, за исключением секретаря. Жанна Игоревна отлучалась ненадолго, но скоро вернулась. Выстрела никто из находящихся в кабинетах сотрудников не слышал, скорее всего потому, что на стройке по соседству стали забивать сваи и от этого звука в помещении УБОПа временами начинали дрожать стекла. Через час после того, как тело капитана увезли в морг, Таратуте позвонили, чтобы сообщить – на пистолете обнаружили отпечатки пальцев только одного человека. Самого Николая Богомаза. Все говорило о том, что капитан свел счеты с жизнью. В том, что это самоубийство, никто и не сомневался еще до того, как были сделаны предварительные выводы.