Приговоренный

– Я не дошел, сынок… Упал у дверей… Миша, никому не говори! Внукам не говори моим, слышишь? Звонить будут, скажи, с дедом все хорошо. Они все у меня большие люди. Выучились, образование высшее у всех, у некоторых даже два. Ты слышал, внучка моя теперь судья в Краснодаре? Слышал? Они все молодцы, все… Много работают. Не надо, чтобы волновались.

Симонов не знал, что сказать. У него не было телефонов проживавших в Краснодаре внуков и правнуков деда Аршака. Скорее всего, и у них не было его контактов. И старик это знал. Кажется, ему просто надо было что-то сказать, оправдаться перед Михаилом за свою семью, за свои огрехи, допущенные в воспитании наследников много лет назад.

– Ты слышишь меня, Миша?

– Да, дед Аршак, не скажу.

– Вот и хорошо. А ты заходи ко мне, я тебе яблоки дам. Дочке отнесешь, жене. Я их очень уважаю, ты это знаешь. А яблоки у меня вкусные. Это все знают. Зайдешь?

– Зайду, дед Аршак.

Память все-таки подвела старика…

– Вы только сегодня из дома больше выходить не пробуйте. И окна все заприте. И двери… Ураган идет… слышали, наверное…

– Слышал! А может, оно и к лучшему. Выйду к моим деревьям, встану под ними, подует ветер, и все закончится… Ведь когда-то это должно закончиться наконец… – Старик замолчал на том конце трубки.

О чем он думал? О жизни и смерти? Или об одиночестве? О том приговоре, который вынесла ему судьба? Симонов поймал себя на мысли, что он думает уже не о старике.

– И еще, Миша… – Дед запнулся. Молчал несколько секунд. – Ты зайди обязательно. Я ведь умру этой зимой… точно умру. Мне яблоки оставлять нельзя… некому…

– Я зайду!

Михаил с трудом повесил трубку. Зачем он позвонил?!

Ольга в сотый раз прошлась вдоль стены гостиничного номера и снова остановилась у плотно задернутой шторы.

Свет в номере не горел – он был невыносим. Казалось, фантазия местных дизайнеров, повесивших в номере сразу три зеркала, сыграла с психологом почти профессиональную шутку. Она не могла скрыться от объекта психоанализа, видела себя везде и во всех ракурсах – фас, профиль, со спины, на три четверти…

«Кто так строит?!» – в сердцах, но беззлобно произнесла Ольга еще утром, когда вошла в большой, просторный и, наверное, от этого не самый уютный для нее сейчас номер.

Психологу хотелось спрятаться, скрыться, исчезнуть. Сделать так, чтобы ее, Ольгу Петровну Майорову, никто не узнал, не вспомнил, не встретил, не спросил ни о чем… Даже она сама… Вернее, та, кто жила в ней раньше, та самая Оля Бессонова, молодая и глупая девчонка, которая сбежала из этого города двадцать лет назад.

Днем ей хотелось завесить зеркала простынями. Она уже скинула покрывало с постели и взялась за одеяло, когда внутренний голос все-таки остановил ее: «Ты что творишь?! От кого бежишь?! Пока никто не умер…»

Ольга с трудом совладала с собой и просто вышла из номера, не в силах глазеть на саму себя во все отражения.

Гулять по утреннему Апшеронску было еще хуже! Столько лет прошло, а ничего не изменилось! Нет, конечно, город стал другим, исчезли маленькие старенькие домики, хатки-мазанки уступили место особнякам, магазинам, просто каким-то непонятным строениям, которых не было в ее детстве. Но не это было главным.

Люди… Они были теми же самыми! Пусть в другой одежде и с телефонами в руках, на новеньких и не очень машинах, спешащие куда-то или вальяжно развалившиеся на скамейках у ворот своих частных домов, но они были все теми же ее соседями, от которых она сбежала в прошлой жизни.

Они смотрели ей в глаза!

Почему? Неужели они все ее узнают? Неужели эти солнечные очки, закрывающие половину ее лица в пасмурную погоду, не спасают Ольгу от их все знающих взглядов?! Разве она недостаточно изменилась за двадцать лет, чтобы уже никто не смел крикнуть ей в спину обидное и унизительное прозвище «Фантомасиха»?!

Конечно, нет! Между Ольгой Майоровой и Олей Бессоновой была пропасть! Никто и никогда не догадается, кто вернулся в их город, если она сама не захочет об этом сказать! А люди… пусть смотрят! Они просто не видели таких столичных штучек, одетых во все лучшее на четвертом и пятом этажах московского ЦУМа.

Ольга знала – так ведут себя жители всех южных городов. Они смотрят тебе в глаза. Вне зависимости от того, знают тебя или нет, интересен ты им или не очень, есть у них время или они спешат – они смотрят в глаза собеседнику или просто прохожему. Такова традиция, норма жизни и даже элемент самообороны. Переглядка «свой-чужой» всегда выдавала отводившего взгляд гостя.

Сейчас Ольга была даже не гостем. Она была явным чужаком…

Сидеть в номере было невыносимо с момента приезда. Город, вернее, мрачные воспоминания магнитом тянули Ольгу выйти на улицу. Раннее утро казалось хорошим прикрытием. Кого она встретит?..

Но прогулка по центру стала еще худшей пыткой! Особенно когда рядом с тобой школа и улица, где ты провела свое ужасное детство.