Приговоренный

Ведь им, «важняком» из самой Москвы, она точно манипулировала! И не только им. Даже там, на месте, в ту ночь, когда вдруг Симонов неожиданно нашел этого придурка Арутюнова и отправил его к ущелью… Страшно подумать, что бы произошло, если бы тот приехал на десять… на пять минут раньше! Вся их тщательно продуманная операция полетела бы к черту! А его, Лебедева, имя стало бы объектом насмешек всего комитета…

И тогда он, так и не нашедший общего языка с местными, позвонил Ольге. А она убедила Старыгина включиться в общение с Михаилом. А ведь главным условием полковника было его отстранение от непосредственного контакта с подозреваемым. Старыгин должен был обеспечить бескровный арест в случае появления весомых доказательств. Но не участие в «раскрутке» товарища.

И Ольга его убедила. Максим не знал, что она ему сказала. Но Старыгин сразу позвонил другу. Отвлек его в нужные моменты и задержал с помощью своих архаровцев Арутюнова. В общем, сделал все, как надо. Даже отдал свой телефон Лебедеву после второго звонка – тогда полковник чуть не сдал всю операцию. Прямым текстом заявил Симонову, что все разговоры пишутся и надо быть аккуратней, чтобы сохранить свое имя…

Так что же она ему сказала? Как убедила, если даже прямой звонок начальства из Москвы не смог принудить Старыгина к исполнению приказа?

Откуда она взялась такая ему на голову?!

Максим отгонял от себя любые мысли о психологе. Он уже ненавидел Ольгу всеми фибрами своей души. Почему? Следователь не знал ответа. Вернее, знал, но боялся признаться.

«На звонки не отвечает, тварь! Я научу тебя, как меня уважать! Ты не понимаешь…» – он не успел додумать все, что хотел бы ей сказать…

Помещение, которое так услужливо выделили Максиму помимо его кабинета на Дмитровке, располагалось в самом углу коридора после поворота направо. Бестолковое советское здание, переделанное десять лет назад под центральный офис комитета, создавало много неожиданностей сотрудникам и их по большей части несчастным посетителям.

Максим повернул направо и остановился как вкопанный. Она, та, которую он пытался отыскать все эти дни, стояла у окна перед дверью его кабинета.

Ольга повернулась лицом к появившемуся из-за угла следователю, слегка удивившись произведенному впечатлению.

Несколько секунд Максим не мог сдвинуться с места. Лебедев смотрел на изменившийся почти до неузнаваемости облик психолога и не знал, что сказать. А ведь он готовил речь! Специально репетировал, что бросит ей в лицо, как только увидит!

Молчание затягивалось. Этого нельзя было допускать!

Максим вытащил ключ и быстро шагнул к двери. Два оборота, и он оказался внутри. Прикрыл дверь за собой. Ольга не пыталась войти следом. И это тоже дестабилизировало Максима. Он ждал, что она что-то попросит, скажет… Но нет… снова это пренебрежение! Зачем она вообще пришла?!

Немного растерянный и взвинченный Лебедев швырнул – такое с ним редко бывало – папку на стол и отошел к окну, чтобы распахнуть жалюзи. Поймал себя на мысли: жалюзи, как на окнах в Апшеронске… за спиной у Симонова…

Осенний тусклый свет раздражал следака здесь не меньше, чем в кабинете у замначальника.

Аккуратный, но уверенный стук в дверь застал его в момент, когда доступ к окнам был почти открыт.

– Войдите! – излишне командным голосом отреагировал Максим.

Оля тихо прикрыла дверь за собой и оглядела небольшой кабинет. Аскетичный и лишенный привлекательности, он в чем-то соответствовал своему хозяину – вся суровость и собранность, выставленные напоказ.

– Что хотели? – Максима на самом деле очень интересовало, чего она хотела. Но не в том смысле, в котором обычно задавали вопросы в этом кабинете. Чего она от него хочет? Снова какие-то собственные вопросы решает? Достала!

Лебедев решил сразу перейти в наступление:

– Предупреждаю сразу – ваше ходатайство о назначении дополнительной психиатрической экспертизы в отношении Симонова удовлетворено не будет! Я лично приложу все усилия для того, чтобы этот маньяк не избежал ответственности за совершенные убийства. Надеюсь, вам это понятно? Я не слышу ответа!

Голос Максима предательски дрожал. Это выдавало его ужасно! Но он ничего не мог с собой поделать.

Ольга хотела что-то произнести. Но при виде ее размыкающихся губ следователя безудержно понесло дальше:

– И хватит писать докладные во все инстанции! Никаких последствий, кроме раздражения у руководства и вашего карьерного провала, эти действия иметь не будут. Симонов умрет на нарах в самой худшей колонии страны!

– Нет.

– Что – нет?! – Максим был крайне удивлен. Голос Ольги прозвучал тихо, спокойно, но очень уверенно.

– Он не умрет в колонии. Максимум в СИЗО или в тюремной больнице, – Ольга продолжала говорить тихо, как будто хотела успокоить Максима. – Пришли результаты медобследования. У Симонова онкология. Опухоль в голове размером с теннисный мяч. Четвертая стадия. Как сказал доктор – он больше не допросопригоден. Потеря контроля речи, звуковые галлюцинации…

Максим ошарашенно смотрел на Ольгу. Вот этого он точно не ожидал! Так суметь ускользнуть от него! Ах ты…