Приговоренный

Потом Вера вспомнила, что Надежда совратила их общего спутника. Днем это казалось неприятным. Сейчас, ночью, воспринималось как-то легче и даже с юмором. Днем Вера чувствовала себя так, будто узнала об измене законного супруга, к тому же клявшегося в любви и вечной верности до гроба. Сейчас она, на удивление цинично, подумала, что ей ничего не стоит, улучив удобный момент, из одной вредности заполучить Клыка в свои объятия. Он же кобель, это сразу видно. Таких до гроба не любят, но охотно им отдаются. И сам Петя-Андрюша (если он, конечно, по-настоящему не Вова или Ваня) тоже не откажется. И от этой шальной мысли у нее появился оптимизм, который до сего времени вовсе не появлялся.

Но тут, прислушиваясь к храпу Надежды и рассчитывая уловить через него дыхание Клыка, Вера услышала совершенно иной звук. Он долетал из комнаты хозяйки: скри-и-ип… скри-и-ип… скри-и-ип…

Отчего-то она в первый момент решила, что ослышалась и звук этот идет из комнаты Надежды. Она даже не задумалась над тем, что трудно предположить, будто Надежда мирно спит в то время как ее трахают. Тем не менее Вера слезла с дивана и, мягко ступая по полу босыми ногами, подошла к двери Надеждиной комнаты. Осторожненько приоткрыла дверь…

Надежда спала одна. Разметалась, раскинулась и храпела. А это значит, что трахались в комнате Инны.

Вот тут, когда до нее дошло, что тот, кто называл себя «капитаном Гладышевым», а теперь назвался-«Андреем Кузнецовым», имеет сейчас ее однокурсницу, Вера ощутила самую злую и жгучую ревность. Вот стерва эта Инка! Она, что ли, бабкиным снадобьем поставила этого прохиндея на ноги? Она, что ли, как собачонка бегала за ним по лесам, ездила с ним на поездах, плавала по реке и летала на самолете? Наконец, она убивала из-за него? А Вера убивала. И готова была убить еще раз.

Но наряду с чувством ревности ею, как это ни странно, овладело и чувство… любопытства. Ей до ужаса захотелось оказаться там, в комнате у Инны. И увидеть то, что там сейчас происходит.

Для начала она вернулась в большую комнату, снова вслушалась в тишину. Скри-и-ип… скри-и-ип… скри-и-ип… — по-прежнему слышалось отчетливо, но теперь обостренный слух Веры уловил и невнятные, жаркие, полубезумные слова Инны, словно бы выдыхавшиеся ею в плавном, пока еще медленном ритме, совпадавшем с ритмом скрипа кровати:

— Милый… Не жалей меня… Крепче… Крепче… Сильнее…

У Веры участился пульс. Она сделала несколько осторожных, почти неслышных шажков к заветной двери. Пожалуй, уже в этот момент ревность стала ослабевать, а любопытство — крепнуть. Теперь ей были слышны не только скрип кровати и бормотание Инны, но сосредоточенное сопение Клыка. А потом послышался звонкий шлепок, и Инна нетерпеливо простонала:

— Быстрее! Я хочу быстрее!

Скрип! Скрип! Скрип! — ритм ускорился, а у Beры по телу прошла теплая волна возбуждения, вибрирующая сладкая дрожь. Теперь она стояла у самой двери и уже видела, что та не заперта изнутри. Через узкую щель можно было не только все слышать, но и обонять. Верины ноздри учуяли запах сложного букета из Инниных духов и косметики, смеси мужского и женского пота, а также водочного перегара. В другое время она бы сказала, что ничего более омерзительного не нюхала. Но сейчас этот аромат прелюбодеяния не столько отталкивал, сколько манил. Она дышала теперь почти так же тяжело, как сами любовники. Ей было уже мало звуков и запахов. Она хотела взглянуть. Хоть одним глазком… Да, кое-какой стыд она еще испытывала, но с каждой секундой его оставалось все меньше. Это было похоже на то, что с ней происходило в вагоне две ночи назад. Сначала было стыдно, когда этот бандит стал щупать и ее, и Надежду, но потом все ушло и явилась страсть…

Рука ее легла на ручку двери и тихонько двинула от себя.

Плавно, неслышно… Те, что были на кровати, были слишком поглощены собой. Скрип! Скрип! Скрип-скрип-скрип! Скрип-скрип-скрип! Скрип! Скрип-скрип-скрип! — вопила насилуемая кровать.

Они даже не услышали, не то что не увидели, как Вера вошла в комнату и остановилась всего в трех шагах от их ложа. Обостренное зрение позволило ей разглядеть смутно светлеющие на фоне темного покрывала тела. Лиц, конечно, Вера не увидела, но и так поняла, где кто.

Инна уже не выговаривала каких-либо связных слов, а только коротко и приглушенно постанывала, вздрагивая от частых, быстрых и резких толчков, судорожно обвив Клыка руками и ногами и все сильнее стискивая его в объятиях.

Вера смотрела на них в упор, но ни зажмурившаяся Инна, ни усердно толкавший ее Клык по-прежнему не замечали ее.

Потом произошло то, что Вера долго не могла понять или каким-то образом объяснить. Хотя бы для себя самой. Впрочем, она не могла еще до сих пор осмыслить своего поведения в товарном загоне. А тут подвернулся новый повод для сумасбродства. Тяжело дыша, она сбросила с себя халат…