Приговоренный

— У нас его не было, но нашлось в МВД. Естественно, мы скопировали эти бумаги. Я их вам предоставлю. — Подполковник замолчал и начал торопливо отыскивать в многочисленных карманах мобильник, который призывно тарахтел ослабленным голосом трактора.

Да уж, чего только люди не понаставят в свои телефоны!

Аппарат наконец-то нашелся.

— Да, я. Понял. Вези. Мы ждем. Он попросит, чтобы пропустили. — Валентин Валентинович убрал мобильник и посмотрел на меня.

Он словно оценивал мою физиономию, прикидывал, как ее можно сильнее изуродовать.

— Майор Алексеенко едет с гримером, просит пропуск заказать. Фамилия дедушки — Грицаев. Зовут — Анатолий Константинович. Он всю жизнь проработал в разных театрах, в последние годы в Майкопе. Только после выхода на пенсию поселился в Махачкале, где его жена получила в наследство дом от бабушки. Это в определенной степени дает гарантию его малой болтливости. У него здесь не так уж и много знакомых, которым он может что-то рассказать. Тем более таких, с которыми отставной гример будет откровенничать. Да и человек он не слишком болтливый. Это уже проверено. Майор Алексеенко обещал быть через десять минут. Оформите пока пропуска.

Я со стационарного телефона набрал сотовый номер начальника штаба. Майор Оглоблин выслушал мою просьбу и позвал меня к дежурному, где сам сейчас находился.

Перед тем как выйти и оставить в кабинете постороннего человека, я привычно посмотрел на сейф. Закрыт ли он? Да, заперт. Ящики стола я проверять не стал, понимая, что майор не будет держать в них важные документы. Вдобавок эта процедура выглядела бы достаточно демонстративно, намекала бы на недоверие, которое я якобы испытываю к подполковнику ФСБ. На самом деле ничего подобного не было. Привычка, въевшаяся в плоть и кровь, никак не более.

Пропуска на Алексеенко и на гримера Грицаева были выписаны быстро. Я не знал имя-отчество майора спецназа ФСБ, но дежурный вспомнил, что тот сегодня уже сам заполнял точно такой же документ. Старый пропуск нашелся, и новый был оформлен сразу.

Тем не менее, пока все это делалось, время шло. Майор Алексеенко уже приехал и ввел в двери высокого сухощавого пожилого человека с очками-линзами. Тот нес с собой два кейса, по одному в каждой руке. Познакомились мы прямо в коридоре.

Перед тем как нам уйти в кабинет, начальник штаба напомнил мне:

— Как только будешь готов, позвони, я фотографа пришлю. Он уже выехал сюда.

Я понимал, что своего фотографа отряд не держит, и задал начальнику штаба естественный вопрос, правда, ловко замаскировал его:

— На той же машине, на которой мы сегодня ездили?

Оглоблин кивнул, подтверждая мое соображение насчет того, что документы будут делаться в разведцентре. О том, что нам нужно бы освободить его кабинет, начальник штаба даже не заикнулся. Он пока обосновался в тесном закутке дежурного. Туда к нему пришли с картами два офицера оперативного отдела. Они дожидались нашего ухода, чтобы начать свой доклад.

— Так что нужно сделать? Основная задача моя какая? — спросил Анатолий Константинович, внимательно рассматривая мое лицо.

— Нужно сделать человека неузнаваемым, — за меня объяснил Валентин Валентинович, которого, судя по нескольким фразам, брошенным при встрече, гример хорошо знал.

— Так. Значит, это вашу фотографию показывали утром по телевидению? — последовал очередной вопрос.

Для меня это была новость, поскольку телевизор я не смотрю.

Но подполковник ФСБ подтвердил этот факт:

— Да-да, его фотографию показывали. Этот человек беспочвенно обвинен в нескольких преступлениях. Теперь его задача — найти настоящего преступника и снять с себя вину. Трудно сделать свое дело, когда тебя ищут по всему городу. Вы готовы ему помочь?

— Как не помочь человеку в беде! — ответил гример, повернулся ко мне и спросил: — Вам нос когда сломали? Помните?

— Давно. Точно даже год назвать не берусь. Еще в училище дело было. На тренировке приятель ногой достал.

— Искривление небольшое. Его можно сделать таким, чтобы оно бросалось в глаза, выглядело особой приметой.

— Доломать? — спросил я наивно. — Я мог бы ради торжества справедливости потерпеть, если бы можно было потом все на место вернуть.

— Такие кардинальные меры не понадобятся. Я просто сделаю два-три мазка тенями и создам необходимый эффект. Своего рода обман зрения.

Анатолий Константинович раскрыл один из двух своих кейсов, достал оттуда коробочку с гримом, обмакнул в нее палец и несколько раз мягко провел мне по носу. После он развернул кейс ко мне. С внутренней стороны в крышку было вклеено зеркало.

Я посмотрел в него, и мне сразу показалось, что дышать стало трудно. Нос на вид был сильно искривлен, хотя лицо пока еще осталось прежним. Я понимал, что это только начало. Несколькими мазками дело не ограничится.

— Такой пустяк, а очень сильно меняет лицо, — одобрительно заметил подполковник ФСБ. — Уже почти другой человек.

Только майор Алексеенко никак не отреагировал на эти изменения. Он вообще казался мне невозмутимым и бесстрастным человеком. Хотя я и знал, что он был благодарен мне за спасение брата и даже пошел на риск ради меня.