Приговоренный

– Попытаться разгадать природу этого вещего сна, вместо того чтобы давать им запись.

– Какой еще к чертям вещий сон! О чем ты? Если такое и может случиться, то только в самых исключительных случаях. Но я в это не верю. Это… как бы тебе сказать. Как истории про барабашек и космических пришельцев. О них пишут статьи и книги. Снимают документальные фильмы. Но никто из нас и наших знакомых, кому мы могли бы верить, лично не сталкивался с чем-либо подобным. Никогда.

– Ты столкнулась. Но вместо того, чтобы этот феномен изучить, ты засадила меня в тюрягу. Поздравляю.

– Если бы я стала убеждать твоих коллег, что ты в самом деле видел сон, меня бы уже давно арестовали как твою подельницу. У меня не было выхода.

– Ну а на вокзал чего приперлась? Интересно стало?

Ольга отвела глаза.

– Интересно, – тихо сказала она, глядя в пол. – Я же тебе рассказывала, что пишу диссертацию. Тема, если перевести с научного языка на нормальный, звучит примерно так: поведение разных типов людей в безвыходных ситуациях.

– Типа, когда человеку наручники надели, и все. Четыре сбоку, ваших нет.

– Вроде того. Да и Голобобов настоял, что было бы неплохо, если бы я тебя отвлекала. Прости.

Ольга принесла ему пакет с продуктами и мыльные принадлежности. Последнее было особенно кстати, и как Юлий ни был зол на Ольгу, отказываться было глупо. Еще ему вдруг стало абсолютно все равно, что она о нем думает. Убеждать ее в том, что он не убийца, не было никакого смысла.

– Могу я еще что-нибудь для тебя сделать? – спросила она перед тем, как уйти.

– Принеси мне напильник и веревочную лестницу.

– Может, адвоката? Ко мне на консультации ходит один. Он как раз специализируется по уголовным делам. Я могла бы поговорить с ним.

– Спасибо. Но что-то мне не очень хочется пользоваться услугами адвоката, который посещает твои занятия.

«И чего, спрашивается, приходила? – думал Юлий, глядя ей в спину. – Правда виноватой себя чувствовала или, может, тот же Голобобов подослал с диктофоном в кармане?» На тот случай, если он скажет что-нибудь интересное. Наверное, Голобобов, иначе как объяснишь, что важную свидетельницу запросто пустили на свидание к человеку, которого будут судить, опираясь на ее показания.

Тараскин не ошибся. Визит Ольги был организован следствием. Но и саму Ольгу долго упрашивать не пришлось. Как бы там ни было, но она явственно ощущала свою вину перед Юлием, поэтому и испытывала настоятельную потребность хоть как-то объяснить свой поступок, выговориться.

Юлия отвели в камеру. Он уже собирался занять свое место, как вдруг, присмотревшись к инженеру, заметил у того багровый синяк под правым глазом и остатки размазанной по лицу крови. Он понял: во время его отсутствия Витек решил сорвать злость на более слабом сокамернике.

– Похоже, ты так ничего и не понял, – сказал Юлий, шагнув в сторону Витька. – Нужна демонстрация.

Витек, почуяв недобрые нотки в голосе сокамерника, поднялся ему навстречу и принял защитную стойку.

– Чего я не понял? Какая демонстрация? Первомайская, что ли? Так до Первого мая еще больше недели.

– Такая.

Сделав обманное движение, Юлий врезал Витьку по печени. Сильно врезал. Витька согнуло пополам. Инженер, оторвав от молитвенника опухшие глаза, посмотрел на Юлия с удивлением. Чиновник, уткнувшись в газету, сделал вид, что ничего не произошло.

– Ну ладно, мент, живи теперь и оглядывайся, – злобно изрек Витек, когда к нему вернулась способность говорить, – где-нибудь, но я тебя все равно достану.

После таких слов Юлию сразу же захотелось добавить ему еще разок по почкам. Добавил. Грамотно и сильно. Как доктор прописал. Как учили его троюродные братья из Феодосии.

Злобно шипя, как поймавшая на дороге гвоздь автомобильная шина, Витек отполз на свое место.

* * *

Потянулись скучные, тягучие, как жевательная резинка, дни. Гришин вызывал Тараскина на допрос всего один раз, и то ненадолго. Чтобы задать пару уточняющих вопросов, не имеющих отношения к его делу, зато касающихся того, как Лапов пытался помочь налетчикам на магазин игрушек избежать наказания. С предложениями же о чистосердечном признании Гришин больше не приставал, и вообще казалось, что он растерял весь интерес к делу Юлия, так, словно подозревал его не в совершении резонансного убийства, а в краже соседской курицы.

Несколько оживило ситуацию то, что против Юлия открыли новое дело по статье триста сорок пять – угроза или насильственные действия против работника правоохранительных органов. Завертайло подал на него заявление. Юлий даже имел удовольствие лицезреть копию заключения медицинского обследования, в котором было указано, что у капитана ушиб правого яичка, на что Юлий ответил, что такому, как Завертайло, и одного левого будет многовато.

Еще у Юлия появился адвокат. Ненадолго. Потому что, несмотря на заверения матери, что это лучший из лучших, у Юлия возникли серьезные сомнения насчет его профессиональной пригодности.