Приговоренный к власти

— Давай так договоримся. Без истерик. Без драки. Без бабьих воплей. Но поговорим по-честному, прямо, как мужик с мужиком. Ты меня о чем спросишь — прямо отвечу. И ты хвостом не крути. Идет?

Он приподнял стаканчик. Лешка взял свой и ответил:

— Идет.

Они выпили, Охлопьев с удовольствием закусил колбасой и тихо засмеялся.

— Значит, после того как тебя отправили воевать в Афган, подумал я, подумал, да написал от твоего имени Алене письмо. Прощайте, мол, дорогая, еду выполнять интернациональный долг, и поскольку меня, отважного, наверняка убьют, то считай себя свободной. Письмо, чтоб миновать цензуру, передаст лейтенант Охлопьев.

— И она поверила? — недоверчиво спросил Лешка.

— Поверить — поверила, но сказала, что будет ждать тебя живого или мертвого. Тогда я второе письмо накатал, где сообщил, что на поле боя тебя вынесла из-под огня боевая медсестра, и такая у вас возникла любовь, что ты на ней женился. Красиво?

— Куда к чертям! Даже не ожидал от тебя, деревенщины, таких талантов. Ты меня восхищаешь, честное слово.

— А то? — самодовольно ухмыльнулся Охлопьев. — Ну, дальше больше, а потом наступила катастрофа.

— С тобой? Катастрофа?

— А вот уж так. Короче сказать, полюбил я Алену, и стало мне плевать, чья она дочь, только понял я, что через вранье свою жизнь с ней строить нельзя, и я во всем сознался. Во всех твоих письмах. Получил по морде и валялся у нее в ногах полгода, пока удостоился прощения.

— Силы небесные! В каком стиле ты говорить выучился!

— Это меня большая любовь выучила, — наставительно сказал Охлопьев. — Ну, и все наши дела постепенно наладились. Но ты в ее сердце еще остался. Может, в самом уголке, может, на донышке — но торчишь. Я тебя, конечно, сегодня не боюсь, но кое-что мне непонятно. Если бы ты с ней спал первым, то еще какое-то было бы объяснение.

— Страшнее и весомей, чем спал. Я с ней, Витя, первый танцевал.

Несколько секунд Охлопьев осмысливал сказанное, потом с раздражением бросил на пол кусок хлеба.

— Ах, черт! А я до сих пор не танцевал ни разу, все ее ногу берегу! Вот почему она тебя, подлеца, помнит!

— Может быть, и еще за что-нибудь, женщин ведь не поймешь. Так вы одной семьей с генералом живете?

— Чего еще не хватало. Своим домом — я, Алена и дочка наша Машенька.

— Молодцы, — похвалил Лешка, не испытывая ни зависти, ни сожаления, ни даже грусти. Это был мир людей, из которого он давным-давно ушел.

— Но честно тебе сказать, Леха, если б вас тогда так неожиданно в Афган не послали, то семьи бы у меня сейчас не было. Это я самокритично понимаю. Алена убежала бы за тобой босиком куда угодно. Как ты полагаешь, генерал Топорков Дмитрий Дмитриевич к твоей отправке руку не приложил?

— Нет. Не думаю. Причин не было. А почему ты спрашиваешь?

— Четно так честно. Выпьем — скажу… Понимаешь, отношения мои с тестем не заладились. И я все время думаю, как бы он мне «козу» не подкинул. Не верю я ему, вот в чем дело.

Лешка захохотал.

— Вон она жизнь-то при генерале, Витя! Как там в деревне называли, когда парень в чужой богатый дом приходил с голой задницей? Примак, да?

— Примак, — буркнул Охлопьев.

— Ладно, не бойся. Не отошлет он тебя ни в какой Афганистан, тем более что вы ему внучку сделали. Нас с Журавлевым вытолкнули по делу самоубийства Остапа Мосла, коль уж мы откровенно говорим. Помнишь, было темное дело?

— Ни хрена там не было темного. Все разъяснилось, — уверенно сказал Охлопьев. — Он пистолетами и автоматами Калашникова торговал. Воровал со склада и торговал.

— Остап Мосол?

— Ага. Прапорщика Козлова помнишь?

— Это который бегал, как «рота егерей бундесвера»?

— Точно. Они на пару крали со склада автоматы и пистолеты, организовали это дело. Мосол вывозил, и продавали. У Мосла же машина была, он замполита Диянова возил. Козлова посадили, лет десять, кажется, дали. Он и раскололся. Назвал сообщника.

— Мосла? — засмеялся Лешка, а Охлопьев нахмурился, помолчал, потом проговорил нехотя:

— А может, они оба в козлах отпущения оказались. Слух был, что торговля-то крупная, с размахом налаживалась. Тогда ведь кооперативы пошли, фермерские хозяйства, ну и кто мог — сбывали всякое воинское снаряжение. Тягачи, моторы, это похлестче, чем пару пистолетов загнать.

— Скажи-ка, а с Топорковым еще живет их дальняя родственница Наталья Васильевна?

— Зачем ей с ними жить? Она с мужем живет. С полковником Дияновым. Они сейчас в Германии дослуживают.

— Воруют они там, а не дослуживают! — заорал Лешка. — Воруют! Широко воруют!

— А ты их за руку схватил? — спокойно спросил Охлопьев.

— Да нет…

— Ну и не говори, не обижай порядочных людей.

— Подожди-ка, а с прежней женой Диянов развелся?

— Бог их развел. Утонула его жена в море. Пошла купаться, и сердце заклинило.