Приговоренный к власти

— А у него есть права? — засомневался Лешка. — Ведь после того, как его избили, у него с головушкой что-то не совсем в порядке.

— У него все в порядке с головушкой. Деформации личности нету. Иногда что-то забывает, иногда неадекватен в реакции на окружающее, но в целом он нормален, во всяком случае, с моей точки зрения.

— А кто его все-таки избил тогда? Так и не известно?

— Ну, вы оба были большими героями защиты демократии. Ты сел в тюрьму, а он лег на больничную койку. Когда ты выбыл из игры, он остался вовсе без контроля и со своими лабухами пел всякие частушки про людоеда Сталина да сифилитика Ленина, а для многих и еще очень многих россиян, Леша, имена эти остаются святыми и непорочными. И более того, я тебе скажу — сколько бы мы ни узнали сегодня грязи про наших вождей революции, какими бы они ни казались нам мерзопакостными, а такие они и есть, — в историю они уйдут в белых одеждах и золотых венках благодетелей и победителей. Через жалких пятьдесят-сто лет их окончательно отмоют от крови. Кого мы имеем в истории? — Великий Александр Македонский, Наполеон и прочая сволочь… Так вот насчет Алика. В живых он остался чудом. Но все равно скоро подохнет.

— Это еще почему?

— Э-э, — Журавлев наконец намылил лицо. — Он, видишь ли, пристрастился, по-моему, к наркотикам.

— На иглу сел? — дернулся Лешка.

— Не-ет. До этого пока не дошло. Покуривает «травку».

— Я ему морду набью. Наркота — всему конец.

— Набей, — согласился Журавлев, взял бритву, вздохнул обреченно и принялся бриться.

Лешка ушел на кухню, поставил чайник для второй порции кофе, уселся к столу и разобрал пистолет.

Оружие оказалось новым, в прекрасном состоянии, Лешке даже показалось, что сохранена заводская смазка. В обойме не хватало трех патронов, но сколько Лешка ни принюхивался, пороховой гарью ствол не отдавал.

Журавлев вышел из ванны, подтянул галстук и, слегка смущаясь, спросил:

— Мне, конечно, на такие вещи наплевать, но я действительно выгляжу грязнулей и неряшливым со стороны?

— Грязнулей ты не выглядишь. Но ты все время «мятый».

— Может… э-э… действительно новый костюм купить?

— В новом костюме ты через день будешь выглядеть, как в старом. Такой уж у тебя тип. Купи хорошие, дорогие немнущиеся брюки и дорогую кожаную куртку. Не бойся, на крутую шпану походить не будешь. У меня есть старенький тонкий свитер, наденешь еще кепочку и в таком виде будешь всегда аккуратен и благороден — а при своем стиле.

— Ты еще скажешь, чтоб я ботинки каждый день чистил?!

— Это я скажу, но не тебе, а Зинаиде. Она меня, один черт, всю жизнь ненавидит.

— Наверное, ты прав, — уныло сказал Журавлев. — Я часто наблюдаю сомнение и недоверие в глазах незнакомых людей, когда начинаю с ними работать. Все лицемеры, по внешнему виду судят. Ты это… M-м… Попробуй пристроиться к банку. Таким, как ты, опасно долго таскаться без дела.

— Не хочу я никуда пристраиваться!

— Ага. Комплекс вождя. Нежелание учитывать реальность, полное стремление подчинить ее себе. Коль скоро, Алексей Дмитриевич, вы на этом мало пообжигались, то действуйте и дальше в том же направлении.

Он выпил свою чашку кофе, пожаловался на работу, на жену, на крикливого ребенка, оплевал всю жизнь в целом и пошел к своей съемочной группе, которая ждала его у входа в Измайловский парк.

Лешка вытащил из шкафа парадный костюм (отец навязал ему этот подарок, едва он вернулся из заключения), почистил его и погладил и, хотя было еще рановато, позвонил по служебному телефону, указанному на визитке Феоктистова.

Трубку взяла секретарша, спросила Лешкину фамилию и через секунду соединила.

— Это ты? — бегло просил Феоктистов. — Без четверти четыре с паспортом приезжай ко мне.

Он назвал адрес и больше ничего объяснять не стал, но голос у него был уверенный, так что возражать смысла не имело. Лешка подумал, что под словом «паспорт» Феоктистов разумеет свое оружие, но, чтобы по-глупому не промахнуться, решил взять и документы.

Под указанным адресом оказался трехэтажный особняк в глубине двора неподалеку от Курского вокзала. Входная дверь была стальная, выкрашенная в черную краску. Около дверей, на тротуаре, стояло несколько машин и среди них специализированный автобус — в Москве считалось, что это броневики для перевозок ценностей.

Двери были открыты, но в небольшом холле топтался коренастый парень в камуфляжном костюме и с помповым ружьем в руках. Днем служба охраны не очень боялась нападения, и небрежный страж глянул на Лешку без настороженности. Лешка назвал себя, и страж сказал с уважением:

— Кабинет номер один.

До кабинета Лешка не дошел. Феоктистов быстро двигался к нему навстречу, был порывист и хмур, кивнул на ходу, приглашая за собой, и они зашли в пустой банкетный зал, где Феоктистов заговорил:

— За пять минут — все сведения о себе. Быстро. Когда родился, где учился, где служил, где сидел. Быстро, времени нет, а мне надо черт знает сколько решений принимать. Давай.

Лешка вытащил из-за брючного ремня пистолет, положил его на полированный стол, а затем в предложенном темпе выложил все, о чем спрашивали, и ответ получил неожиданный: