Приговоренный к власти

Лешка послушно сел и столь же послушно попытался вникнуть в смысл начавшихся разговоров, но это оказалось безнадежным делом. Ни терминов, ни сленга, на котором изъяснялись эти люди, Лешка наглухо не понимал. Тогда он переключился на размышления о своей новой должности и решил, что завтра же найдет какой-нибудь учебный центр по подготовке охранников (он знал, что их видимо-невидимо по всей Москве), заплатит деньги и хотя бы пройдет там общий инструктаж по организации безопасности банка и банкиров. В конце концов, пришел он к утешительному выводу, банк в современной Москве, да и любая фирма — это нечто вроде одинокой сторожевой заставы в горах, где вокруг враждебная территория, в кустах и скалах прячутся душманы, а нападения можно ожидать каждую секунду, с любой стороны.

— Приблизительно так, — одобрил эту мысль Феоктистов, когда через полтора часа они остались в зале одни.

— Приблизительно так, только учти и еще одну сложность, Алексей Дмитриевич. Нападения можно ожидать не только с любой стороны, но и изнутри! На заставе все свои, а что касается банка, то я не очень уверен в том, что это так. Здесь могут прятаться и ставленники конкурентов, и разведчики рэкетиров, и прочая шваль. Так что к внутренним кадрам тебе тоже придется присмотреться, как это ни грустно. Подчиняешься ты только мне. Рабочий день ненормирован, приходи, уходи, когда хочешь. Автомобильные права у тебя есть?

— Вожу что угодно, вплоть до танка, но прав нет.

— Это мы тебе за два дня купим, лишь бы водить умел. Теперь насчет жалованья…

Зарплату Лешке оговорили за минуту — если жить экономно, то через полгодика можно было задуматься о том, чтобы купить автомобильчик. Не «мерседес», понятно, но жестянку на четырех колесах, чтоб двигалась.

— Личного телохранителя вам подыскать, Сергей Павлович? — уже официальным тоном спросил Лешка.

— Зряшное дело, с моей точки зрения, Алексей Дмитриевич. В рискованных и подозрительных ситуациях я буду приглашать вас с собой. А так — погибших моих знакомых банкиров охраняло по десять человек, и никакого толку. Главная охрана — не допускать самой по себе такой системы, которая переходит в сферу уголовщины и этих разборок. Этим уж я займусь сам. С вашей помощью, разумеется. Я хочу, чтоб вы поняли — времена рэкета и подпольного бизнеса для меня миновали. У нас легальный, официальный банк, и никаким криминалом мы не занимаемся. Случившееся поутру — это отрыжки старого, отрыжки, как ни странно, коммунистического режима. Девиз моего банка, Алексей Дмитриевич, я позаимствовал из идей великого американского президента Джона Фицджералда Кеннеди: «Твоя фирма — твое отечество. Не ищи другого. Будет процветать фирма, будешь процветать и ты». Ясно?

— Вполне. Все — для блага фирмы.

— Вот именно. Идите домой. Да! Этот костюм, Алексей Дмитриевич, как я понимаю, ваш парадный, выходной, так?

— Ага. Я его, как говорится, только на Пасху надеваю.

— Очень хорошо. Ходите в нем каждый день. Я борюсь за стиль фирмы. Мы вам прикупим другой парадный костюм, к Празднику Дня Победы будете в обновке. Прошу получить сто пятьдесят баксов за сегодняшнюю работу. Бухгалтер Семен Семенович был в полном восторге от ваших действий, а уж поверьте, он на своем веку всякой охраны перевидел. Прощаемся на сегодня, или будут вопросы?

Лешка помолчал, пошелестел между пальцами бумажками долларов и спросил негромко:

— Послушай, Араб… Почему ты мне так сразу поверил? Почему рискуешь поставить меня на охрану фирмы? Ты ведь меня совсем не знаешь?

Феоктистов ответил сразу, не думая:

— Потому что, во-первых, ты был прям и честен, когда я у тебя вымогал деньги путем рэкета. А во-вторых, хотя это и главное, я хорошо помню, как ты перся получать пулю в лоб к Белому дому в августе девяносто первого. Этого для меня достаточно. До завтра, Алексей Дмитриевич.

С хрустящими долларами в кармане и пением ангелов в душе Лешка вернулся домой. По дороге был большой соблазн купить здоровенную бутыль дорогой, высококачественной импортной алкогольной отравы (в любом киоске у метро выбор, как в Париже!) и отметить свершившееся событие при благородном антураже. Еще купить икры, ананас и какой-нибудь вовсе пижонской ерундовины, лишь бы было побольше идиотизма. Но к такому празднику сердца требовались друзья и обязательно дама этого сердца, иначе получался «надер в одиночку». Поэтому он ограничился бутылкой «Киндзмараули» (говорят, любимое вино Сталина), пачкой пельменей и килограммом яблок. Надираться было нельзя даже с большой радости — завтра следовало принимать дела, суть которых он знал весьма приблизительно, но надеялся постичь быстро.

Пир в одиночку тем не менее удался на славу. Бутылки тонкого и благородного вина, конечно, оказалось мало, но в холодильнике обнаружилась початая бутылка отечественной водки, а в компании со старым телевизором, который давал волнистое, рябое изображение и вовсе не хотел разговаривать, вечер прошел совсем неплохо.

В полночь из Санкт-Петербурга позвонил Алик и радостно прокричал:

— Старик, я начал петь, ты представляешь?

— Как это петь? — спросил Лешка.