Приговоренный к жизни

— Они могут досмотреть салон, и тогда его жертва — напрасна, — сказал я. Старик сжал мою руку до боли и ничего не ответил. Секунды тянулись невыносимо долго, типы в ушанках внизу заволновались. Стюардесса удивленно посмотрела на Ваню, а он ответил ей:

— Это — за мной. Я не хочу задерживать самолет. И бесстрастно шагнул вниз по трапу. Они обступили его снизу — мне казалось, я слышал, как щелкнули наручники. Пойдут ли наверх? Будут ли проверять спутников Дьявола? Весь салон смотрел на нас с хранителем, не отрываясь. Старик подсунул мне острый нож, а я хватил таблетку наркотика, случайно забытую мной в сумке. Надо же, как кстати. Они сажали Ваню в первую машину. Первая тронулась. За ней вторая. Все?.. я опустил голову, не желая больше смотреть. Что угодно, только скорее. Но время зло тянулось. Я ничего не соображал, пока не почувствовал, что самолет трясет на взлете. Старик вздохнул:

— Наверное, это все. Я плакал; в иллюминаторе таял минский аэродром, самолет разгонялся, взяв курс на Москву.

— Я убью их всех, — едва тихо сказал я сквозь слезы. Навек потерянная душа, рванувшаяся вперед меня в бездну, стояла перед глазами. Наверно, я запомню его таким на века, а каким он был раньше — уже никогда не увижу.

— Ты познал то, чего тебе недоставало, — тихо сказал хранитель. — Ты стал сильнее. Даэмон, ты познал ненависть.

Нет, не все… Спустя минут десять я почувствовал, как на мою плачущую особу с недобрым прищуром уставилась стюардесса, тварь поганая. В Москве она сообщит (или уже сообщила), и в Шереметьево спектакль повторится, только уже без Вани.

— Дедушка, — сказал я весело хранителю, как всегда в мгновения обреченные радостный и наглый, — the story is lasting now, don't you know?

— С тобою уже ничего не случится сегодня, черный принц, — сказал он спокойно, — Ваня спас тебя. Мы должны вернуться в Минск, где нас сейчас не ждут. В логово.

— Как скажешь, — промолвил я. Закрой глаза и скажи «…………»

А через секунды две либо бензин их хваленый авиационный начнет скисать, либо над Москвой нежданно пролетит снежная буря — не знаю; но путь на восток для нас будет закрыт. Самолет теперь ощутимо разворачивался и стюардессы объявили, что по «техническим причинам» мы опять летим в Минск. А через полчаса уже приземлялись. Они так удивились, когда увидели, что мы со стариком направляемся к выходу.

— Куда же вы? Мы вылетаем в Москву очень скоро… Я открыл ей лицо и нервно улыбнулся:

— Я вряд ли вернусь к тебе, бэйби… Стучи себе одна в Москве, юная барабанщица. И поцеловал ее в губы… Увидев меня без шарфа, она испуганно дернулась в сторону, но что уж тут поделаешь. Подали трап и два пассажира, передумавшие лететь в Москву, сошли на гостеприимную белорусскую землю — на сей раз без почетного караула. Аэропорт был пуст, разве что служащие в скромном количестве суетились, а мы с хранителем уже дважды за день порушили сценарий нашим недоброжелателям и теперь до прилета нашего рейса в Москву могли быть совершенно спокойны. Хранитель сказал, что мы поедем в Москву на автомобиле, и я безразлично кивнул ему — как знаешь… А сам присел одинокий такой на аэропортное кресло и вознамерился печально и нелепо сидеть, смотря никуда. Иногда там бывает интересно.

7. ТРИ СТРАННИКА НА ДОРОГЕ