Приговоренный к жизни

— А еще станет? — улыбнулся Даэмон.

— Еще бы.

— Все, что вокруг — вернется?

Он покачал головой:

— И это не сон и не глюк. Мы выпрыгнули из очень странного окна, задев ненароком мир, и он полетел вслед за нами. Считай так. Сейчас с неба спускаются белые призраки и еще через полчаса с твоими ребятами будет покончено. Так что если сохранил остатки совести — иди к ним.

— Я не хочу к ним.

— Перестань, — и он отстранился, — ты должен быть с теми, кого соблазнил. Постой.

Это он сказал уже выходившему было из комнаты Даэмону.

— Правила игры позволяют маленький вариант, который может все поменять.

— О чем ты? — тоскливо спросил Даэмон опустив голову, сомнамбула.

— Я не могу опуститься до боя с тобой — это дело последних моих слуг. Но для справедливости я могу давать тебе советы, а с ними быть — талисманом. Игрушкой безымянной. Или с тобой талисманом — а им помочь советом. Но тогда вам точно — капут.

— Совет…

— Хорошо. Я рад, что тебе не чуждо благородство на закате. В третьей справа башне будет тайный знак. Снесите его — и тогда ход битвы будет непредсказуем. Я бросил на весы свою перчатку — но небрежно. Я закрыл глаза: я сам не видел, куда она упала. И еще знай: я изменил продолжение. Вернее, обманул тебя. Никакой ты мне не любимый сын. Вот еще чего не хватало: с меня и кошек достаточно. Ты свободен, Даэмон. Наверно, и сам догадался?

Тот стоял пораженный, как молнией:

— Нет…

— Что, загорелся вновь? Ты упадешь с ними, если они упадут. Доказав свое право быть тем, за кого погибают, ты стал свободен.

— А если мы победим?

— Тогда упаду я. Катись теперь отсюда. Вряд ли мы увидимся еще.

— Ты доиграл?

— Почти. Думаю, нигде не попал мимо. Ты же промазал много, один твой Амаль чего стоит.

— Прощай, дивный принц, — встал на одно колено Даэмон, — надеюсь победить тебя и не быть малодушным.

— Прощай, мистический Винни-Пух, — Джордж отвернулся и пошел сквозь стену.

— Прощай и ты, Катерина. Вряд ли здесь…

Он поцеловал мои слезы и тоже ушел.

Каждое их слово мне запомнилось почти точно и словно кто-то просил настойчиво меня записать непонятный разговор, который я слышала. Было где-то полшестого вечера.

13. ДВА СОЛНЦА НА НЕБЕ

На следующее утро никто не ошибся в том, что видел: на небе стояло два Солнца, но не было той жары, которую можно было бы оттого предположить. Черное воинство усмотрело в том добрый для нас знак, нечаянное равновесие сил. А с норд-норд-веста на землю спускались белые фрегаты — огромные птицы, несущие сюда призраков Джорджа, ангелов, так долго не показывавших вида, что им не все равно.

Мне накинули на плечи черный плащ, и все воинство шептало заклинания, молитвы, проклятия. Старик хранитель попросил дотронуться до него, Амаль подал мне древней работы клинок, почти невесомый, жало безжалостной смерти. Я чувствовал веселое головокружение, как вкус вина на губах, а они вокруг громко клялись мне в верности и обещали не оставлять, чем бы ни кончилось то, что сейчас начиналось.

— Вера последнее что осталось с нами, — сказал я им тихо, — верьте же в то, что станете нынче господами над миром, или быть мне с вами упавшими — разбившейся птицей. Невозможная моя смерть стала теперь возможной и оттого мне легче. Я свободен.

Дальше все происходило со скоростью, не дающей возможности понять. С той стороны что-то метнулось раз и половина моего воинства оказалась скошена, как косой. Я указал рукой на третью башню справа:

— Амаль, выстрели туда.

Он бабахнул из своего потешного автомата — такой я только в американских боевиках до этого видел.

— Ничего…

— Давай еще раз.

Несколько существ оттуда вылетели навстречу остаткам черного воинства, пытавшегося окружать воздушные башни неуверенным кольцом. Они не дрогнули, но видели уже — силы неравны. Амаль до конца держался роли безразличного супермена — стрелял от плеча и не глядя; потом там, на третьей башне, что-то вспыхнуло, как если бы наверху открыли окошко и эти два солнца невозможных в нем отразились. Еще мгновение — и башня взлетела на воздух, разнося вдребезги все вокруг. Почти все белое воинство попало в воронку этого невероятного взрыва (необычного, не в стороны несущего волны, а скорее вверх…), мои тоже были разнесены, будто стекло в осколки. Меня отбросило назад, но я упал будто на мягкую подушку.

— Даэмон, встань!

— Кто здесь?

Тьма, тьма непроглядная. Или мне снится.

— Ну, скажем, Амаль. Мы победили. Но оттого не легче, твой скипетр разломался в куски, не вынеся…

— Чего не вынеся? Чего ты замолчал?

— Ты знаешь, кто был в той башне, которая так картинно рванулась туда, откуда пришла?

— Господь?

— А то кто же… Ребята наши вытащили тело из-под обломков. Похоронили вон на том холме.

— Где же я был?

— Ты уже неделю в себя не приходишь, видимо, удар тебя сильно задел. Страшной силы удар был. Почти все наши отлетели. Но главное…

— Что!? Ну говори же…

— Скипетр. Он — все. Ты не можешь теперь творить свою власть, твои духи улетели вместе с ними со всеми, нити порваны.

— Стало быть, я разбился?