Приговоренный к жизни

Доделав все, уставшая Маша легла, наконец, спать в маленькой, предназначенной для нее комнатке за кухней. Проснулась рано, приняла душ и все оставшееся время до пробуждения своих хозяев упаковывала в контейнеры закуски.

Сборы был долгими, Инга суетилась, нервничала, Нечаев радовался, как ребенок, предстоящему празднику, а потом долго пил кофе в гостиной перед телевизором.

Дорога от города до дачи заняла почти час. Маша сидела на заднем сиденье огромного джипа, на коленях у нее было блюдо с тортом. Слышно было, как в багажнике позвякивают посуда, кастрюльки, судки.

Проезжали какие-то деревушки, железнодорожные станции, и Маша вдруг поняла, что давно уже никуда не выезжала. Разве что к Грише, в «Ивовый дом».

Гриша всегда подтрунивал над ней, когда она признавалась ему, что не помнит дороги и что, если бы даже у нее были водительские права, она вряд ли когда-либо доехала до пункта назначения.

– У тебя – топографический кретинизм, – говорил он ей ласково. – Но это ничего, ведь у тебя есть я!

Однако эта дорога показалась ей знакомой. Хотя все эти пригородные шоссе так похожи одно на другое! И эти домики, огородики, станции, посадки дикой смородины, тополиные аллеи, маленькие придорожные кафешки.

Машина съехала с основного шоссе и покатилась по узкой асфальтированной дороге в сторону большого, раскинувшегося вдали зеленого села. Когда же она увидела указатель, то сердце ее забилось сильнее: «ВЯЗОВКА».

– У вас дача в Вязовке? – она разбила установившуюся напряженную тишину. – Или?..

– Ну да, в Вязовке, – задумчиво ответила Инга. Маша видела лишь ее затылок, затейливо уложенные волосы, несколько локонов наподобие конского хвоста. Тонкая шея в кружеве воротничка блузки. Инга даже на пикник отправилась нарядная, словно ей предстоял прямой эфир на телевидении.

Однако в самой Вязовке, улицы которой были ей как будто бы знакомы, ведь она не один раз ездила сюда с Гришей, она окончательно запуталась. Машина постоянно куда-то сворачивала, то вправо, то влево, петляла в узеньких улочках между утопающими в нежной майской зелени домами, пока не остановилась напротив больших деревянных ворот, покрытых коричневым лаком. За воротами возвышался двухэтажный дом. Тот самый дом, который она видела раньше только на фотографиях.

Навстречу им вышел тот самый сторож, их познакомили. Мужчину звали Николай. Тихий, скромный, в потрепанных джинсах и майке. Он деловито принялся разгружать машину.

В беседке уже был накрыт стол: красная скатерть, ряд белоснежных тарелок. Приборы и в центре стола – ваза с пионами.

Ждали гостей. Нечаев включил музыку, Инга все никак места себе не находила, а потом и вовсе пропала.

– Маша, где Инга?! – истерично закричал Нечаев, увидев, что к воротам приближаются две сверкающие на солнце новые машины. – Цилевич с Абросимовым приехали! Она же должна их встречать!

Маша выбежала из дома, где шли последние приготовления, остановилась на крыльце, осматривая ухоженную зеленую лужайку перед домом, кусты пионов. Инги нигде не было. Маша спустилась с крыльца и обошла дом – тоже никого. За домом тянулся сад. Яблони уже отцвели, но в некоторых местах земля как снегом была усыпана белыми лепестками цветов.

Дорожка, посыпанная щебнем, вела в глубь сада. Маша сделала несколько шагов, совершенно не уверенная в том, что идет в правильном направлении.

И тут она услышала приглушенные голоса. Она остановилась, замерла, даже перестала дышать. Голоса доносились откуда-то слева. Маша свернула с дорожки и пошла на звуки.

Она отчетливо слышала голос Инги, потом он стих, и она услышала мужской голос. Она узнала бы его из миллиона других голосов.

Спрятавшись за ветвями старой яблони, она стояла и смотрела на Ингу, стоящую к ней спиной и разговаривавшую с мужчиной в голубой клетчатой рубашке. Эту рубашку Маша выстирала и выгладила два дня назад, чтобы уложить в дорожную сумку мужа.

Маша закрыла глаза и снова открыла. Сомнений быть не могло: в нескольких шагах от нее в зарослях малины стояла Инга в своем роскошном кружевном наряде и разговаривала с ее мужем – Григорием.

– Инга, извините! – закричала Маша, чувствуя, как начинает пылать ее лицо. – Цилевич приехал!

Григорий, услышав голос жены, начал всматриваться в яблоневые заросли. Инга же, словно ее застали за чем-то неприличным, подхватив длинную юбку, отпрянула от куста малины, повернулась и быстрым шагом, покачиваясь на каблуках, пошла к дорожке, ведущей к дому.

– Маша, я иду, иду… Я тут с соседями поздоровалась!

Она пробежала мимо Маши, так и не заметив ее. Маша же с трудом, не чувствуя ног, приблизилась к тому месту, где только что стояла Инга. Григорий стоял и смотрел на нее со странным выражением лица. Каменного лица.

– Гриша, ты же сказал мне, что вы уезжаете в Петербург… с Илоной… Ты обманул меня.

– Подойди поближе, – сказал он, и в его поведении и голосе не было и тени смущения. Он нахмурился, и вид у него был скорее убитый, чем виноватый.