Я последовал за нею, и мы вместе подошли к Барбаре. Но она уже не стояла у решетки, а лежала около нее на земле. Она была без чувств, глаза были закрыты и губы потеряли всякий цвет – голод и усталость взяли наконец верх.
Нелл опустилась около нее наземь, я совершенно беспомощно стоял около них.
– Поднимите и помогите мне снести ее в дом! – распорядилась Нелл.
Мы подняли и понесли Барбару.
Горничная и лакей смотрели на нас с удивлением, но Нелл захлопнула пред ними дверь и сердито крикнула мне:
– Что вы сделали с нею! Вы позволили ей голодать!
– У нас ничего не было; она сама бросила в море мою последнюю монету, – пожаловался я.
– Оставьте, оставьте нас в покое! – крикнула Нелл.
Я пожал плечами и отошел на другой конец комнаты. Некоторое время я ничего не слышал и не смел взглянуть в ту сторону; потом послышался голос Барбары:
– О, благодарю, благодарю вас! Где я и кто – вы? Простите, пожалуйста. Скажите, кто – вы?
– Вы в Дувре и вне опасности. Не все ли равно, кто – я?
– Однако… Мне как будто знакомо ваше лицо.
– Очень возможно, оно многим знакомо.
– Скажите мне, кто – вы?
– Когда вы это узнаете, то Симон Дэл должен стать посредником между нами. Подите сюда, Симон!
Я довольно смело подошел к ним и встал около Нелл, но устремленный на меня пристальный взгляд Барбары смущал меня; мне было страшно.
– Скажите, кто – я, Симон, – проговорила Нелл.
Я взглянул на нее и, право, заметил страх и в ее глазах. А между тем она не боялась смеяться над целой Англией! Должно быть, она поняла мою мысль; по крайней мере, ее лицо вспыхнуло яркой краской. Давно ли она научилась краснеть, она, еще в деревне дразнившая этой способностью меня?
– Говорите же! – сердито повторила она.
Но Барбара все поняла сама, я видел это по ее блеснувшему взгляду, вдруг принявшему неприятное выражение. Она смотрела теперь на Нелл с каким-то не то любопытством, не то отвращением. Потом она встала и молча пошла к дверям, еще шатаясь от слабости. Нелл бросилась следом за нею.
– Вы не должны уходить, – вскрикнула она. – Куда вы пойдете и к кому?
Барбара остановилась на мгновение и пошла дальше.
– Ведь я не сделаю вам ничего дурного, – продолжала Нелл. – Вы можете не прикасаться ко мне, если не хотите, но я могу быть полезна вам и Симону. В Дувре для вас не безопасно. – Она говорила серьезно, но потом рассмеялась. – Можете не прикасаться ко мне; вам будет служить моя горничная, она – хорошая девушка.
– Ради Бога, мисс Барбара… – начал было я, но Нелл остановила меня движением руки.
Барбара стояла посреди комнаты; она посмотрела на меня и громким шепотом спросила:
– Значит, это…
– Это – Элеонора Гвинт, – докончил я.
Нелл рассмеялась коротким, странным смехом, и краска снова вспыхнула на ее щеках.
– Да, я – Нелл Гвинт, – со смехом подтвердила она.
– Вы были в Гатчстиде? – спросила Барбара.
– Да, – отозвалась Нелл.
Барбара неожиданно покачнулась и чуть-чуть не упала снова; Нелл быстро поддержала ее. Барбара отшатнулась было от нее, но, минуту спустя, должна была опереться на ее руку: слабость взяла верх над гордостью.
– Я сейчас оправлюсь и буду в состоянии идти, – пролепетала она, – сейчас…
Нелл протянула руку, а затем бережно и осторожно, с застенчивым румянцем на лице попыталась обнять стан Барбары. Та не сопротивлялась больше. Я молча следил за ними и видел, как голова Барбары легла на плечо Нелл, а темные локоны почти смешались с золотисто-белокурыми волосами; затем до меня долетел тихий голос:
– Я так устала! И так голодна!
– Оставайтесь здесь, моя красавица, и у вас все будет, что надо, – ласково ответила Нелл. – Симон, подите и распорядитесь.
Я был очень рад возможности уйти и слышал вслед за собою голос Нелл, нежно уговаривавшей Барбару не плакать.
VIНОЧЬ В ДОРОГЕ
Встреча, которой я боялся, прошла так благополучно, что я забыл всю ее страшность и необычайность, а также те границы, которые сгладил неожиданный наплыв взаимной симпатии. Мне не пришло в голову, что все это снова явится на сцену и что дружба невозможна между этими двумя женщинами, которых я так необдуманно свел вместе. Пока обе стороны были сдержаны: Барбара помнила об одолжении, оказываемом ей Элеонорой; ту, в свою очередь, останавливало невольное уважение к добродетели Барбары. Однако я был настороже, готовый вмешаться при первой же вспышке неприязни.