Стараясь не думать о том, как это может быть, старшина вскочил и побежал дальше. Под его ногами хлюпало, и ему вдруг пришло в голову, что штаны его, должно быть, до колен забрызганы внутренностями насекомых. Ефремов снова упал, подвывая от страха. Поднимаясь, он заметил, что стены коридора светятся голубоватым светом, отчего копошащаяся каша под его ногами выглядит словно ожившие кишки, выпущенные из брюха великана. Ефремов упал еще раз. С большим трудом поднялся. Двигаться дальше было очень трудно. С каждым шагом он увязал в кошмарной каше все глубже и глубже, когда упал в последний раз, то подняться уже не смог. Оказалось, что старшина Ефремов увяз по грудь. Нож его куда-то подевался, автомат он потерял давно в сумасшедшей гонке.
«Как бы меня не засосало, — успел подумать старшина. — Надо постараться выплыть».
Он даже рук не смог поднять и шевелить мог только головой — его все глубже утягивало вниз. Скоро он перестал видеть голубой свет, идущий от стен коридора. Под ним, над ним, вокруг него копошились крохотные мерзкие создания. Он тонул в них, словно в вязкой черной воде. Впрочем, Ефремов вполне мог дышать, но при каждом вдохе в рот ему попадало одно или. несколько насекомых, сколько-то он выплевывал, а сколько-то не успевал, и насекомое ползло дальше через гортань и пищевод в желудок.
Он плыл в каше из копошащихся насекомых, словно слепой ныряльщик. Сил у него оставалось еще на несколько движений, а после того, как эти движения старшина проделал, оказалось, что на один рывок он еще способен.
Потом был еще один рывок, а после него еще два. Быть может, четвертый стал бы для несчастного Ефремова последним, но он не понадобился.
Все вдруг закончилось. Старшина поднялся с пола, стряхнул с себя пыль и посмотрел в серый сумрак далеко тянущегося коридора, туда, куда, пробежав по его телу, умчались твари во главе с алкашом Васей. Потом поднял свой автомат, который почему-то валялся на расстоянии вытянутой руки от него.
— Ну, — сказал себе Ефремов, — не беда. Это еще не беда. Отмахался кое-как. Я недавно кино видел по телеку, там такой страшный тип в свитере и шляпе с кислой рожей и ножами вместо пальцев. Фредди Крюгер звали. Вот если бы на меня напал этот самый Фредди, то я так просто от него не спасся бы. От него, как я понял, вообще невозможно спастись. Всех мочит.
Ефремов проговорил эти слова просто так. Одна из особенностей людей подобного ему склада заключается в том, что после какого-либо страшного и опасного жизненного эпизода они много, долго и не к месту говорят. Просто на ум ему пришел недавно увиденный фильм, и он высказал вызванные этим воспоминанием мысли вслух.
И очень удивился, когда где-то за стенкой раздался тонкий издевательский смешок и противный скрежет отточенного металла по бетону.
Господин Полуцутиков докурил сигару и бросил ее под ноги. Потом посмотрел на часы.
— Странно, — пробормотал он. — Сколько времени прошло, а все еще результатов действия моей машинки «Материализатор мыслей» не наблюдается. Наверное, подвал больше, чем я думал. Пойду посмотрю.
Звуки его голоса не успели еще угаснуть окончательно в промозглом воздухе подвала, как из кармана кожаного пиджака Полуцутикова раздалась приглушенная трель мобильного телефона. Недовольно скривившись, господин Полуцутиков сунул руку в карман, выудил телефон и, проговорив:
— Кому я еще мог в такое время понадобиться? — нажал кнопку «YES».
— Господин Полуцутиков, это вы? — затрещал в динамиках взволнованный женский голос.
— Кто же еще? — отозвался Полуцутиков. — Я.
— Это Анна! — запоздало представился абонент. — Видите ли, в чем дело. Кстати, извините меня за поздний звонок.
— Скорее ранний, — сказал господин Полуцутиков. Узнав голос Анны, он помягчел. — Не извиняйтесь, я еще не ложился. Что у вас?
— Выполняя ваши инструкции по поводу дальнейших этапов мучительной смерти господина Андреева, — заговорила Анна, — я столкнулась с некоторой непредвиденной трудностью.
— С какой? — забеспокоился Полуцутиков. — Что, Андреев кони двинул? В смысле, помер?
— Н-нет.
— Ф-фу-у. Напугали. — Полуцутиков даже засмеялся, настолько поначалу напугала его мысль о том, что враг его, Андреев, мог коварно скончаться, так и не испив до конца чашу страданий. — Значит, пока жив. А что случилось? Сбежал?
— Нет, он до сих пор у меня, — успокоила Анна. — Дело в другом.
— Так в чем же? — повысил голос Полуцутиков и даже нетерпеливо притопнул ногой. — Ну, не тяните!
— Он. Я вам по порядку расскажу, а то все сразу затрудняюсь. Итак, выполняя ваши инструкции по поводу дальнейших этапов мучительной смерти господина Андреева, проделала следующее — сразу после того, как сделала вам по телефону доклад, я напоила Андреева водкой, а когда он упал, будила его через каждые пять минут, пока сердце у него не стало работать с перебоями. После этого я оставила его в покое на четыре часа, а потом снова разбудила, предварительно связав по рукам и ногам, а на столик поставила полную стопочку, близко от него, но так, чтобы он не смог дотянуться. Мучился он два часа, а потом пик похмелья миновал.