И тут в дело вступила Аня. Мне всегда казалось, что она родилась, лузгая семки. Но сейчас — и это меня поразило разве что чуть меньше, чем явление пришельца, — она прервала своё достойное занятие.
— Эй, слизняк, — окликнула она нашего нового знакомца.
Тот попугайски прогундосил что-то очень похожее в ответ.
— Вот молодец, — совершенно спокойно, как своему блохастому Жулику, сказала Анюта.
Помахала инопланетянину. Тот выпрямил ложноручку и плавно ею покачал.
— Умница. А теперь так, — Аня протянула руку ладонью вверх. Тот, как мог, повторил её движение. Даже пальцев отрастил целых семь, но потом два втянул обратно.
— Аня, что ты делаешь? — надрывно прошептала я. Новый пучок глазок проклюнулся из макушки, внимательно следя за мной, а само существо скривилось и задёргалось, пытаясь что-то прокряхтеть.
Подруга прожгла меня спокойно-уничижительным взглядом и продолжила сеанс дрессуры. С трудом вытащив кулак из кармана тугих джинсов, она уронила одну семечку себе на ладонь. По телу пришельца пробежало несколько широких мерцающих полосок. Усик с глазом потянулся к Аниной руке. Та высыпала себе на ладонь горку семок, сжала кулак, занесла над лапой слизняка. У того на «голове» уже кустился целый веер рожкоглазок, и все они следили за каждым движением моей подруги. Я кожей почти почувствовала лёгкий шлепок, с каким семечка упала на упругое прозрачное желе.
Целую вечность существо изучало подсолнуховое зёрнышко. Сворачивало щупальце в трубочку, изображая кулак. В большущей прозрачной груше зажигались разноцветные точки и перемигивались, как китайская гирлянда. «Кулачок» раскатался, со скользкой «ладошки» ссыпались шкурки. Белое зёрнышко утонуло в желатиновой лапе. Существо подняло глазки на Аньку, и та продолжила мастер-класс по лузганию семок. Во все стороны полетела чёрная шелуха.
Тут их урок грубо прервали. Кто-то из недовольных жильцов выбежал на улицу и начал громко возмущаться по поводу отключенного света. Пришелец стремительно уполз, прорезав еще одну мёртвую полосу в клумбе. В чуть светящейся слизи блестели чёрные пятнышки кожурок.
Мы переглянулись. Вика с опаской подняла гитару, наверное, думая, как бы её оттереть. Аня невозмутимо отряхнула руки и выдала:
— Надо завтра в магазин сходить. Муки купить. Спичек там, соли, сахару. Побольше.
И ушла не прощаясь.
Мы тоже разбрелись по домам.
* * *
Наутро тётя Надя подняла страшную бучу и стала у нас выпытывать, кто же попортил её ненаглядную клумбу. Мы соврали, что какие-то пьяные. Вике влетело, потому что гитару оттереть не удалось, и она её потихоньку выкинула в помойку соседнего двора. Новую подарили только через два месяца, на день рождения. Мы, по примеру Ани, запаслись крупой, мылом и прочими важными вещами, но прошел месяц, два, полгода, а нашествия инопланетян всё не было и не было. Только вот подсолнуховые семки стало невозможно найти — кто-то вымел подчистую. Я думала, Аня умрёт без своего неизменного топлива. А она ничего, перешла на тыквенные. Сидит себе на лавочке спокойненько, грызёт, поплёвывает. Словно и не было того вечера и светящегося слизняка.
Я и теперь Аньку часто вижу. Ничуть не меняется. Как всегда — уравновешенна, рассудительна и безмятежна. Она флегматик.
По дороге в город
Усреднённая сырая глушь. С одной стороны чахлый лес, с другой — заболоченное поле, посредине — убогая дорога. Есть дорога — значит, куда-то ведёт. Скорее всего, к людям. Или туда, где они некогда были.
Размытые фигуры движутся по этой неопределённой местности. Неясно ни сколько их, ни как выглядят. Понятно только, что они направляются в город. Значит, у них есть цель. Как будто в городе их кто-то ждёт.
Они идут в тумане. Идут уже долго. Устали. Рюкзаки кислотных цветов (их проще разглядеть, чем самих путников) кажутся сизифовыми каменными глыбами, ноги едва приподнимаются над чавкающей грязью. Осень.
Все темы уже обсуждены. Да и говорить совсем не хочется. Слова падают тяжело, звуки смазываются, сбивается дыхание.
— Отдохнём? — спрашивает тот, что повыше.
— А смысл? — откликается тот, что постарше. — Потом труднее будет тронуться. Да и не отдохнёшь в этой грязище.
Туман слегка рассеивается. Теперь ясно, что путников трое.
— Ты когда-нибудь был в городе? — спрашивает девушка, поправляя рыжий рюкзак.
— Нет, только слышал, — отвечает старший.
— И что слышал?
— Да ничего конкретного. Но, говорят, там хорошо. Добраться до города трудно, однако, оно того стоит. Тем более, что жить, как раньше, я больше не могу.
Молчат. Наверное, тоже не могут.
— Знаете, я тут подумала… Когда больше нет в жизни никакого просвета, начинаешь уходить. В город, там, в другой мир. Я вот раньше книжки читала.
Девушка роется в пакете, выуживает крепкие сухари. Первый протягивает высокому. Старший хмурит брови, а высокий чуть заметно улыбается подтверждению победы. Девушка всё видит, вздыхает и думает… а кто её знает, что она думает?
Долго молчат.
— Как вы считаете, встречи случайны?
Похоже, тишина её угнетает.