Приятное общество

— Мы поделили дом, — потупившись, сказала тетушка. — Днем он принадлежит мне. А вечером — ей. Пойдем, я покажу тебе твою комнатку.

И снова заулыбалась:

— Деточка моя! Будь как дома! Иисусе сладчайший, спаси и сохрани тебя!

3

Отведенная ему комната в задней части дома выходила окнами на маленький и запущенный городской парк, где несколько ребятишек в возрасте от девяти до тринадцати лет играли в футбол. Дальше виднелись трамвайные пути, слышались протяжные гудки.

Он оглядел свое новое обиталище. Не слишком роскошно. Кровать больше напоминала топчан. Стены — голые, если не считать пятнадцатилетней давности календаря с изображением вулканов Попокатепетль и Истаксикуатль в образах спящей женщины и воина в дозоре. Деревянный стул оказался соединен со столом, так что получалась школьная парта. Алехандро откинул крышку и убедился, что внутри пусто.

В туалете нашлось все необходимое — ванна, унитаз, умывальник, зеркало…

Отдернув занавеску, он обнаружил нечто вроде платяного шкафчика с полудюжиной проволочных вешалок.

Хотел было разобрать свои вещи, но усталость превозмогла.

Было шесть вечера, и он буквально рухнул на топчан. В самолетах спать так и не научился да и вообще так далеко, через океан, никогда еще не летал.

Через два часа проснулся в тревоге. Побрызгал в лицо холодной водой, причесался, поправил галстук, надел пиджак.

Отправился приветствовать тетушку Марию Серену, благо она наверняка в это время уже принимает.

Напряженно распрямив спину, она сидела на самой середине жесткого дивана, как на троне. Горели свечи. Тетушка ждала его — так, по крайней мере, ему показалось — в полной неподвижности, сложив ладони на мраморном набалдашнике — волчья голова — своей палки. Вся в черном, и подол юбки, такой же длинной, как у сестрицы, закрывал носки туфель. Блузка с черными же воланами и на груди единственное украшение — камея. Черный боа вокруг шеи.

На белом лице — ни капли косметики, сдвинутые брови внятно предупреждают: «Мне прихорашиваться незачем». Тем не менее на голове не очень ладно сидел парик цвета красного дерева без единого седого волоска. Стараясь подавить неуместную улыбку, Алекс подумал, что кокетство, впрочем, ей не вовсе чуждо: на переносице не без задора и вызова сиделоpince-nez без оправы — «кеведос», машинально перевел он, повинуясь покойной матери. Алехандро, у которого был абонемент в Синематеку на Ульмской улице, оно напомнило треснутое, окровавленное пенсне раненой женщины из фильма «Броненосец “Потемкин”».

— Добрый вечер, тетушка.

Вместо ответа она царственно указала, куда он должен сесть.

— Сразу перейду к делу, племянник, уж так я привыкла. Мы отдалились от твоей матери из-за ее опрометчивого решения связать свою судьбу с таким недостойным человеком, каким был твой отец. Когда Провидение, словно из рога изобилия, осыпает тебя благами, расточать их без цели и пользы — значит оскорблять Господа. Хочу, чтобы ты знал — мы горюем по ней. И мы были рады узнать, что ты решил навестить нас.

— Я тоже очень рад, тетя Серена.

— Не знаю, что ты намерен делать…

— Искать работу… а потом…

— Не торопись. Надо освоиться. И помни — это твой дом.

— Спасибо.

— Но будь любезен соблюдать наши правила. Скажу напрямик: мы с сестрой не очень ладим. Слишком уж мы с ней разные. И живем по разному расписанию. Постарайся понять это.

— Не беспокойтесь.

— Правило второе. Никогда не пользуйся парадным входом — только черным. Он рядом с твоей комнатой, ведет из кухни в сад.

— Да, я видел…

— Постарайся, чтобы никто не заметил, как ты входишь и выходишь.

— В котором часу вы обедаете? — Алекс попытался сменить тему разговора, становившегося невыносимым.

— Ты будешь обедать в два. С моей сестрой. Ужинать — в восемь. Со мной.

— А завтрак? Впрочем, не беспокойтесь… Я привык сам себе готовить.

— Это ты не беспокойся, мой мальчик, — она улыбнулась в первый раз за все время разговора. — В шесть утра приходит Панчита прибираться и стряпать. Учти, она — глухонемая.

«Ей-богу, кажется, что на меня уставились четыре глаза: стекла пенсне жили словно отдельно от близоруких глаз».

Она поднялась.

— А теперь мы с тобой поужинаем. И ты мне обо всем расскажешь.

Когда за ужином в сумрачной столовой, освещенной, как и гостиная, только несколькими канделябрами, Алекс, привстав, протянул тетушке блюдо, с которого та стала накладывать себе на тарелку нарезанные ломтики ветчины, ростбифа, куриной грудки, Мария Серена снова улыбнулась:

— Ну, полно, я уже убедилась в твоей галантности… Расскажи лучше о себе.

4

Он спал крепко и проснулся рано. Привел себя в порядок, вышел на кухню. Панчита уже сварила кофе и выложила на блюдо сдобу. Алекс слегка наклонил голову, здороваясь. Женщина не ответила. Сухощавая индианка, иссиня-черные волосы туго стянуты на затылке в пучок. Алекс едва сдержал улыбку, когда она стала подогревать лепешки на старой плите. Губы ее были плотно сжаты — стеснялась то ли отсутствия зубов, то ли своей немоты. Как и хозяйки, была низкорослой, но худой и гибкой.